Автор: batkondrat
Название: Facial Treatment
Пэйринг: BellDom
Жанр: слэш, недоюмор, недокрэк
Рейтинг: NC-17


Дом сквозь сон почувствовал, как на него что-то капает, но несколько мгновений игнорировал ощущения, пока очередная капля не упала на щеку — он резко раскрыл веки, порываясь встать, и едва не столкнулся с нависающим над ним Мэттом лбами.
– Доброе утро, – улыбнулся Мэтт, и Дом снова лег на подушку, окидывая взглядом мокрые волосы, розовые щеки и раскрасневшиеся губы Мэтта. Довольно-таки странное зрелище с утра пораньше, учитывая, что у них был выходной — в такие дни Мэтт просыпался в десятом часу, предпочитая завтракать прямо в постели, а об утреннем душе не было и речи. Душ у Мэтта в выходные, когда ему никуда не было нужно, был обеденным — и только.
Мэтт наклонился и влажно поцеловал губы Дома, и тот вдохнул аромат ментола от зубной пасты. Он уже даже зубы почистил. Дом невольно бросил взгляд за окно, ожидая увидеть парящих в небе свиней.
– Хорошо спалось?
– ...Хорошо? – запоздало и неуверенным тоном ответил Дом. Как-то у Мэтта подозрительно блестели глаза — от подобного его вида можно было ожидать чего угодно. В данный момент времени, едва проснувшись, Дом предпочел бы вообще ничего.
– Прекрасно, – шире улыбнулся Мэтт и отполз назад, вместе с этим стаскивая с Дома одеяло.
– А ты почему, собственно?.. – закончить вопрос Дом не смог от удивления: Мэтт стянул с него боксерки — насколько ему удалось без помощи Дома. – Мэтт?
– Да? – тот поднял взгляд от члена Дома, выглядя в этот момент настолько невинным, насколько невинным выглядит ребенок, только что смотревший на рожок с мороженым.
– Ты рано встал, – не найдя, что еще сказать, произнес Дом, и Мэтт беспечно пожал плечами:
– Захотелось сделать тебе приятно. Почему, кстати, ты до сих пор не встал? – он снова перевел взгляд на член Дома и облизнулся.
– Потому что мне не тринадцать? – вопросом на вопрос ответил Дом и посмотрел на кремовый потолок их спальни.
Мэтт только фыркнул и удобней устроился над ним — и это тоже было странно. Странно, что Мэтт не стал вспоминать юность, переполненную смущающими моментами. Вместо этого он, без какой бы то ни было прелюдии, принялся ласкать член Дома ртом, и это быстро стерло все более менее осознанные мысли.
Утренний минет Дом получал редко — из-за все той же лени Мэтта, и потому Дом полностью погрузился в момент, совершенно не контролируя процесс, отпустив себя и просто наслаждаясь — и, возможно, все это повлияло на оргазм. Он был необычайно ярким — настолько, что Дом не сразу смог открыть глаза, а когда ему это удалось, он пару секунд тупо наблюдал за Мэттом, наносящим крем на лицо.
Мэтт?.. Крем?..
Единственным кремом, которым пользовался Мэтт, был крем после бритья — но он точно еще не брился, и Дом, ощущая зачатки то ли любопытства, то ли тревоги, оглядел прикроватную тумбочку, но не увидел на ней ничего похожего на тюбик для крема. Как, собственно, и на кровати рядом с Мэттом.
– Ты что, блядь, делаешь? – вытаращившись на него, ужаснулся Дом, когда до него дошло, что именно Мэтт наносил на свое лицо.
Мэтт, испуганно замерев на секунду и не отрывая пальцев от щек, едва заметно пожал плечами:
– Ну... ты знаешь, как много в сперме полезных веществ?
– И поэтому ты размазываешь ее по своему лицу?! – Дом сел в постели.
– Полезно для кожи...
– Ты совсем рехнулся?!
– Перестань так кричать...
– Мэтт, блядь, иди умойся! – в очередной раз прервав его, воскликнул Дом.
– Не стану я умываться — по крайней мере, в ближайшие двадцать минут, – размазав сперму по носу, возразил Мэтт.
– Какого хрена?!
– Я что-то не пойму, – нахмурился Мэтт и демонстративно облизнул палец, – ты не раз случайно кончал мне на лицо — тебе что, жалко, что ли, что я использую ее во благо?
– В какое, на хер, благо?!
– Я же говорил — полезные вещества. От морщин помогает, полезно для тонуса кожи — Дом, не будь средневековым неучем. Сперма — это сила! Или ты думал, что то, что способно дать жизнь живому существу, годится только для того, чтобы ее сплевывать?
– Умойся, – едва контролируя тон, произнес Дом. – Прошу тебя, пойди и умойся.
– Обязательно, – улыбнулся Мэтт. – Минут через двадцать...
– Твою мать, Мэтт, – проворчал Дом, пододвигаясь к нему с намерением отвести его в ванную за руку, но тот, будто догадавшись, что собирался сделать Дом, вскочил с кровати и выбежал из спальни. Дом проследил за ним взглядом и тяжело вздохнул: – Блядь...

Дом сидел за столом и без аппетита смотрел на свой завтрак. Решив, что есть он не хочет, он пододвинул к себе чашку с кофе и взял молочник со сливками, но едва струя сливок полилась в чашку, Дом понял, что сегодня обойдется и без кофе.
В кухню вошел воодушевленный Мэтт, и Дом молча следил за ним взглядом, пока тот насыпал в тарелку мюсли и заливал их обезжиренным молоком. Мэтт, будто не замечая взгляда, что-то довольно мурлыча себе под нос, сел напротив и принялся с удовольствием есть.
А ведь где-то там, между родинками на скуле Мэтта могли все еще ползать полудохлые сперматозоиды Дома...
– Это какой-то пиздец, Мэтт.
Мэтт поднял взгляд и с искренним изумлением посмотрел на Дома.
– Ты о чем?
– О твоих процедурах красоты в стиле Ким Кардашьян.
Мэтт цокнул языком и закатил глаза:
– Опять? Нет, вот, ты только потрогай, – Мэтт взял его за запястье и потянул на себя, но Дом вырвал руку:
– Я не стану, – возразил он. – Не стану потакать твоим бредням.
Мэтт надул губы и посмотрел в свою чашку.
– Ничем хорошим это не закончится, – продолжил Дом. – Как и твоя идея воздержания. Ты снова вычитал этот рецепт на просторах интернета, верно? Мы ведь договаривались, что прежде чем ты будешь верить во что-то, что там пишут — ты отыщешь как минимум пять источников, которым можно верить, – вкрадчиво произнес Дом, подавляя тяжелый вздох. Он каждый раз как будто с ребенком разговаривал — с почти сорокалетним ребенком. – Предоставь мне пять научных исследований, которые бы подтвердили, что размазывать сперму по лицу — полезно, и тогда мы поговорим. Да хоть одно! – развел руками Дом.
– Зачем, если результат налицо? – возразил Мэтт, и Дом все же вздохнул, вновь представляя, как бы выглядело лицо Мэтта под микроскопом. – Нет, Дом, ну ты потрогай! – с энтузиазмом воскликнул Мэтт и все-таки заставил Дома прикоснуться к своей щеке. – Чувствуешь? И это только после одного применения!
– Я ничего не чувствую, – покачал головой Дом. – Все, как обычно.
– Ты специально так говоришь, – недовольно пробурчал Мэтт, возвращаясь на место и продолжая завтрак.
– Мэтт, это отвратительно. Неужели ты не понимаешь, насколько это отвратительно?
– То есть, глотать сперму — это нормально? – Мэтт посмотрел в его глаза, приподняв брови, и Дом едва не простонал от бессилия. – Делать мне римминг? Трахать без презерватива? Все это тебя почему-то не смущает, а то, что я на двадцать минут наношу твою сперму на лицо — это прямо-таки отвратительно?
– Радость моя, – устало вздохнул Дом, поняв, что апеллировать к здравому смыслу бесполезно и уже можно переходить к шантажу, – я лишу тебя доступа к члену, если ты продолжишь эти глупости.
– И кто же тогда тебе отсасывать будет, мне интересно? – улыбнулся Мэтт и соблазнительно облизнул ложку — соблазнительно в его понимании, для Дома действие выглядело умилительным — так всегда было, когда Мэтт слишком старался.
– Подожду, пока ты захочешь секса, – улыбнулся Дом. – И, как мы уже давным-давно выяснили, это случится скоро и ничего, кроме секса, волновать в этот момент тебя не будет.
– Ну Дом! – жалостливо протянул Мэтт, откладывая ложку и уставившись на Дома с видом знаменитого рыжего кота. – Я же не прошу тебя ее использовать или смотреть на меня в этот момент, просто!..
– Просто в следующий раз подрочи в стаканчик, – прерывая его, премило улыбнулся Дом и встал из-за стола. – У тебя есть собственная маленькая фабрика по производству спермы — воспользуйся ею.
Мэтт молчал все то время, что Дом убирал со стола свой завтрак, и его лицо в этот момент было комичным — он явно серьезно размышлял на эту тему, и Дом испугался, что тот в самом деле решит кончать себе на лицо. Дом даже представил, как Мэтт во время мастурбации склоняется к члену как можно ближе, решив проверить, кончит ли он в этот раз так, что сперма долетит до лица или нет.
– О господи, – выдохнул Дом, замерев и уставившись в пространство, поняв, что натворил.
– Это извращение, – произнес Мэтт, и Дом проморгался и посмотрел ему в глаза, осмысливая его слова и уже чувствуя подступающее облегчение.
– Если извращение — размазывать свою сперму по лицу, то разве не извращение желать размазать мою? – удивился Дом.
– Нет, – тут же отозвался Мэтт. – Это совсем не одно и то же. Кончать себе на лицо — это как аутофелляция — отвратительно и мерзко, а твоя сперма на моем лице — вполне естественный вариант завершения нашего секса. Ну сколько раз ты кончал мне на лицо за нашу жизнь?
– Может, ты мне еще предложишь членом по щекам тебя отшлепать в следующий раз? Чтобы сперма впиталась получше?
– Я не против, если ты хочешь, – пожал плечами Мэтт. – Ты хочешь?
– Господи, Мэтт! – воскликнул Дом. – Да что с тобой?
– Ты сам спросил, – развел руками Мэтт.
– Нет, я не хочу этого, – с расстановкой произнес Дом, решив на всякий случай прояснить этот момент, чтобы в следующий раз Мэтт не принялся делать это сам. – Разговор окончен.
Говорить это, конечно же, было бессмысленно — Мэтт и не думал завершать разговор, хотя ему даже говорить не было необходимости — за такой огромный срок вместе ему достаточно было посмотреть на Дома, и тот понимал, о чем Мэтт думал. Они могли вести такие молчаливые диалоги очень долго, пока кто-нибудь не сдавался. Но Дом наотрез отказался потакать Мэтту, и принимал минет, только как прелюдию к сексу — во время которого Мэтт внезапно стал настаивать на презервативе, о котором в последний раз вспоминал лет десять назад, когда решил, что у него откуда-то взялось ЗППП. Поначалу Дом воспринял это, как новую фобию, уже даже порадовавшись, что его оставила идея фикс, и какое-то время он ничего не подозревал, пока несколько раз не заметил, как Мэтт скрывался в ванной с использованным презервативом и пропадал там на полчаса, объясняя свое отсутствие тем, что принимал душ. В очередной такой раз Дом буквально увидел миллионы копошащихся головастиков на лице Мэтта, ищущих кого-нибудь для оплодотворения, и настоял на совместном душе, тщательно омыв лицо Мэтта теплой водой. Но если возможность смыть все это была вполне реальной, то энтузиазм Мэтта смыть не могло вообще ничто.
– Доброе утро! – лучезарно улыбнулся Мэтт, едва Дом раскрыл глаза очередным утром — Мэтт с некоторых пор постоянно просыпался первым, вероятно, надеясь, что в сонном состоянии Дом куда сговорчивей, но тот — тоже с некоторых пор — был настороже все время, даже ночью, что стало сказываться и на его внешнем виде, и на настроении.
– Уйди, – оттолкнул его от себя Дом и сел, пододвигаясь к краю кровати.
– Тебе разонравился утренний минет? – удивился Мэтт, удобней устроившись поверх скомканного одеяла.
– Мне разонравились его последствия, размазанные по твоему лицу, – проворчал Дом и ушел в ванную, но Мэтт поспешил за ним, молча наблюдая за его утренними процедурами, и это совсем не радовало Дома — скорее даже наоборот. Из-за того, что он перестал высыпаться и не мог просто наслаждаться их сексом, Дом все больше зверел, и если бы Мэтт не был так озабочен своим новым увлечением, он бы наверняка понял это и вряд ли бы мельтешил перед глазами больше необходимого.
– А знаешь, почему у тебя зубы такие здоровые и белые? – подал голос Мэтт, и Дом посмотрел на него через отражение в зеркале, сплюнув лишнюю зубную пасту.
– Потому что я гораздо чаще тебя наведываюсь к стоматологу, – невпечатленно ответил он.
– Ну... это, конечно, тоже, – замялся Мэтт, – но еще благодаря моей сперме — в ней содержится кальций...
– Да блядь!.. – прервал его Дом, закатив глаза, и снова сплюнул. – Пошел на хер из ванной, пока эта щетка не оказалась в каком-нибудь очень интересном месте в твоем теле, – угрожающим тоном произнес он, крепче сжимая щетку в руке, и Мэтт тут же ретировался из ванной, а Дом, постаравшись успокоиться, продолжил чистить зубы, без особого успеха пытаясь игнорировать мысли о действии спермы Мэтта на свои зубы. – Да твою же мать, – в очередной раз сплюнув пасту, проворчал Дом и набрал в стакан воды, ополоснуть рот...
– Я приготовил нам завтрак, – едва Дом вошел в кухню, сообщил Мэтт и заискивающе улыбнулся.
Дом подозрительно посмотрел на стол и выгнул бровь.
– Надеюсь, ты не кончил на один из сандвичей, чтобы потом сказать мне, что твоя сперма даст мне энергию на целый день?
– Я бы никогда так с тобой не поступил, – будто даже обиженно ответил Мэтт и взял один из сандвичей, положив его на свою тарелку.
– Ну да, – хмыкнул Дом и сел за стол, пододвигая ближе к себе тарелку с салатом.
– Ты стал раздражительным, – тихо заметил Мэтт.
– И почему это, интересно? – фыркнул Дом, перемешивая салат и внимательно оглядывая его на наличие заправки в виде спермы.
– Это просто салат, – обиженно пробормотал Мэтт.
– Вижу уже, – бросил Дом и принялся молча есть, игнорируя недовольное сопение напротив.
До конца дня Мэтт старался не появляться у него на пути, и это определенно было к лучшему — еще одной лекции о пользе спермы Дом бы не вынес и все-таки что-нибудь бы сделал с нарывающимся на неприятности Мэттом. Он привык потакать его безумным идеям, мог спокойно наблюдать за ними со стороны, ожидая, когда же интерес к той или иной затее иссякнет, но в этот раз Мэтт непосредственно втянул Дома в свою безумную Мэттландию и лишил его нормальной сексуальной жизни. И если еще пять лет назад он мог активно противостоять похожей затее, всячески соблазняя Мэтта и испытывая его либидо, то теперь он даже не представлял, с какой стороны подойти к вопросу, чтобы раз и навсегда закрыть тему.
– Дом, – Мэтт скользнул ближе к Дому в постели, но тот тут же остановил его, положив ладонь на грудь.
– Спи, Мэтт.
– Я больше не буду, – убирая от себя руку Дома и все же двигаясь ближе к нему, пробормотал Мэтт. – Обещаю.
– Ну, конечно, – фыркнул Дом, даже на долю секунды не поверив чрезмерно искреннему тону.
– Честно. Дом, – протянул Мэтт и ткнулся носом под его подбородок, – я не вру. Выбирая между тобой и... вообще чем угодно, я выберу тебя — неужели ты сомневаешься в этом? – Мэтт легко поцеловал его в подбородок и потерся о него переносицей. – Ну, Дом... – он провел ладонью по груди Дома, и тот прикрыл глаза, наслаждаясь незамысловатой лаской.
Господи, он уже и забыл, когда мог просто расслабиться рядом с Мэттом.
– Честно, – повторил Мэтт, скользнув ладонью ниже по торсу Дома.
– Не приближайся к моему члену, – остановил его руку Дом.
– Ты теперь вообще никогда больше не позволишь сделать тебе минет?
– До тех пор, пока ты не выбьешь из головы мысль об использовании спермы вместо крема.
– Я же сказал...
– Я тебе не верю, – прервал его Дом.
– Не веришь, что я предпочту тебя? – удивился Мэтт, даже приподнявшись на локте и заглянув в глаза Дома.
– Не верю, что ты не найдешь какое-нибудь бредовое оправдание, вроде того, что сперма вырабатывается моим телом, а, значит, это тоже часть меня, и, выходит, обещание ты свое не нарушишь. Или еще что-нибудь в этом духе. Так что давай, – Дом махнул рукой и повернулся к нему спиной, – двигай на свою половину и укладывайся спать.
Мэтт пару мгновений продолжал смотреть на Дома, но потом недовольно фыркнул и отодвинулся на свою половину кровати:
– Вот захочешь секса...
– И вспомню свою юность, – закончил за него Дом. – Поностальгирую — спасибо тебе.
– Ну и наслаждайся своей левой рукой, – отбил Мэтт, отвернувшись и выключив торшер со своей стороны, но через минуту снова развернулся к Дому лицом. – Ты ведь хочешь секса. Я знаю, что хочешь, потому что я хочу, а, значит, и ты тоже. Дом, ну, хочешь, кончай в меня или в салфетку, но, может, давай? – он снова пододвинулся к Дому и легко поцеловал в плечо. – А, Дом?
– Я даже думать не хочу, как ты собираешься обернуть все это в свою пользу. И, честное слово, если ты сейчас не успокоишься — я уйду спать в другую комнату. И я свое слово сдержу и перевирать его не стану.
– Ну и уходи, – проворчал Мэтт, снова отодвигаясь на свою половину. – Скажи кому — не поверят. Сперму он жалеет, эгоист проклятый. Будто хоть раз использовал ее по назначению.
– Херачить ее себе на лицо — значит использовать по назначению? – удивился Дом, даже снова развернувшись к Мэтту лицом.
– Так она хоть какую-то пользу приносит, а не только служит пятнами на простынях.
– Да пошел ты, – усмехнулся Дом и, поднявшись с кровати, вышел из спальни.
Иногда Мэтт не замечал, что задевал темы, которые поднимать вообще не стоило — Дом знал эту его особенность и знал, что в конечном счете Мэтт поймет, что сболтнул лишнего, но это все же задевало, пусть и ненадолго.
Дом прошел в гостиную и устало рухнул на диван, подумывая налить себе виски. Может, ему стоило на время этого глупого увлечения Мэтта отправить его к себе и как можно меньше видеться с ним, пока тот не найдет что-то новое, на чем сможет зациклиться. А, может, ему просто стоило позволить Мэтту делать со своей спермой то, что тому вздумается. Хоть в утренний кофе добавлять вместо сливок.
Он все же налил себе виски и вернулся на диван, прикрывая глаза после очередного глотка, и почти тут же услышал шуршание ткани и едва различимые шаги босых ног. Мэтт, завернутый в одеяло, вошел в гостиную и, не спросив разрешения и даже не взглянув в глаза Дома, устроился рядом с ним, укрыв их обоих половиной одеяла.
– Пришел выгнать меня и отсюда? – хмыкнул Дом, глянув на него, но Мэтт вместо ответа потерся носом о его подбородок, ласкаясь, и что-то неразборчиво пробормотал, что Дом принял за извинение. – Но твоей личной фабрикой по производству крема для лица я все равно не стану.
– И не нужно, – примирительно прошептал Мэтт.
Дом ему не поверил. И не верил еще достаточно долго, но ведь это был Мэтт, и под натиском собственных потребностей Дом в итоге сдался, что, к его огромному удивлению, не привело к очередным процедурам по уходу за кожей. После еще нескольких ночей без происшествий, Дом поверил Мэтту и расслабился — впервые за полтора месяца. Он снова стал высыпаться и наслаждаться совместной жизнью с Мэттом — всеми ее аспектами, пока однажды, после очередного утреннего минета, Дом не раскрыл веки и не увидел Мэтта, разглядывающего его хитрющими глазами и улыбающегося с сомкнутыми губами.
– Ну нет, – протянул Дом и закатил глаза, на что Мэтт усмехнулся. – Ты не проглотил ее, да? – он снова посмотрел на Мэтта, и тот покачал головой, посмеиваясь. – Выплюнь, – Дом сел, и Мэтт тут же отполз подальше. – Выплюнь сейчас же!
Мэтт соскочил с кровати и с истерическим хохотом исчез в ванной, а Дом рухнул на подушки и тяжело вздохнул, представляя, как Мэтт сплевывает его сперму себе на ладонь и размазывает ее по лицу.
– Господи, – поморщился Дом, но, переборов отвращение от предстоящих подробностей, все же взял в руки телефон и открыл мобильный браузер, следующие двадцать минут изучая научные и не очень статьи и факты о сперме и ее пользе для кожи лица.
– Ты знал, что содержащиеся в сперме вещества способны повредить ДНК, что в свою очередь может привести к раку? – едва Мэтт вышел из ванной, спросил Дом, откладывая телефон на тумбу.
Мэтт нервно облизнул губы и пожал плечами:
– Может — главное слово.
– Возможности тебе недостаточно?
– Твоя сперма со мной так не поступит.
– У моей спермы чувств к тебе нет, – заметил Дом и сел в постели. – И что насчет разницы уровня pH?
– Вот это вообще не аргумент, потому что моя кожа в прекрасном состоянии после этого — мягкая и гладкая...
– Ну да, сперматозоиды хвостами разгладили морщинки.
– Можешь глумиться, сколько тебе угодно, главное дотаций меня не лишай, – произнес Мэтт и покинул спальню, оставив разочарованного Дома — он искренне надеялся, что, показав минусы спермопроцедур, он сможет переубедить Мэтта, но, видимо, придется снова вернуться к прежнему плану и ждать, когда интерес Мэтта сойдет на нет сам собой.
Но, в отличие от идеи с воздержанием, в этот раз у Мэтта были реальные результаты, пусть только по его ощущениям — и это только распаляло его, что понемногу рушило надежды Дома на возвращение их отношениям прежних, нормальных рамок. Дома передергивало от одних только предложений Мэтта кончить ему на лицо, но, так или иначе, Мэтт время от времени получал свою порцию «крема молодости», и Дом — с ужасом от осознания своих мыслей — все чаще стал думать, что проще просто позволить Мэтту делать то, что ему вздумается.

– Дом, может, попробуем сегодня?..
– Даже не начинай, – прервал его Дом, поняв по интонации, что именно Мэтт решил предложить.
Он пересмотрел десятки порнороликов, в которых одному из актеров кончали на лицо, и завалил Дома ссылками на них, настойчиво предлагая воплотить это в реальность. Мэтту происходящее казалось безумно сексуальным, но Дом его восторгов не разделял, пусть подобное и случалось в их жизни — но всегда случайно. Специально Дом так никогда бы не сделал.
– Ты когда-нибудь был против того, чтобы кончить девушке на лицо? – спросил Мэтт у Тома, сев в одно из кресел под навесом у дома. Том рассмеялся, забрав у Дома бокал с коктейлем, но Дом даже не улыбнулся — он почувствовал раздражение. Мэтт привлек третьего человека в их спор, и Дому это совершенно не нравилось. – Вопрос не риторический, – добавил Мэтт. – Отказывался, когда тебе такое предлагали?
– Не сказать, что в моей жизни подобные предложения в принципе поступали часто, так что вряд ли я отказывался, хотя точно сказать не могу.
– Вот! – воскликнул Мэтт, уставившись на Дома.
– Хоть одна из тех девушек была тебе небезразлична? – повернулся к Тому Дом. – Прости за резкость, но, может, ты каждый раз на лицо Жаклин кончаешь?
– Ты охренел?
– Вот! – указал на Тома Дом, снова посмотрев на Мэтта.
– Но если бы она попросила о таком — ты бы ей отказал? – спросил Мэтт, и Том, переведя взгляд с одного на другого, удивленно хмыкнул:
– Вы оба охренели?
– Просто ответь, – настаивал Мэтт. – Неужели ты бы отказал ей? Если она сама этого хочет?
– Чтобы потом размазать сперму по лицу, – чуть раздраженно добавил Дом.
Том, секунду разглядывая их, рассмеялся.
– Вас на извращения потянуло?
– Только его, – буравя Мэтта взглядом, поправил Дом.
– Это не извращение, – возразил Мэтт. – Это ценнейший подарок природы!
– Я тебе уже говорил, дрочи в баночку и наслаждайся дарами своих яиц!
– Как и я тебе говорил, что это извращение, – поморщился Мэтт.
– Я что-то не пойму... – нахмурился Том, все это время безмолвно наблюдавший за перепалкой.
– Этот кретин использует мою сперму, как крем против старения кожи.
– А я думал, ты посвежел, потому что вы трахаться стали больше, – удивился Том, посмотрев на Мэтта.
– Вот видишь! – снова воскликнул Мэтт. – Даже Том заметил, что кожа выглядит лучше! Значит, это работает!
– Блядский Том, – прошипел Дом. – Кто тебя тянул за язык?
– Так вы это все серьезно? – совершенно ошарашенно спросил Том.
– А когда он был несерьезен касательно подобного бреда? Он уже второй месяц на мою сперму охотится, – прищурился Дом, глянув на Мэтта.
– Не пришлось бы, если бы ты не был таким упрямым, – обиженно проворчал Мэтт.
Дом раздосадовано простонал и откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза.
– Охренеть, – хмыкнул Том. – Каждый раз, когда мне кажется, что я все узнал о ваших ненормальных отношениях — вы вновь удивляете меня.
– Пошел ты на хер, Том, – огрызнулся Дом — что бы он ни думал о затее Мэтта, оскорблять их отношения он не позволит, даже другу.
– По-моему, в этом нет ничего ужасного, – задумчиво произнес Мэтт, и Дом вздохнул. – Разве это не демонстрация доверия и любви?
– Зависит от того, с какой стороны посмотреть, – включился в обсуждение Том, и Дом искоса посмотрел на него — неужели он не один считал, что это отвратительно? – У меня процесс ассоциируется со шлюхами, группиз и порноактрисами. И с унижением.
– Спасибо, – выдохнул Дом.
– Доминирование и подчинение — на мой взгляд, – одновременно с Домом возразил Мэтт. – К тому же, я этого хочу — разве мое желание не должно учитываться? Разве можно назвать унижением исполнение моего желания? Мне нравится сама мысль об этом, по-моему, это очень возбуждающе и совсем не унизительно. Почему ты не можешь сделать это для меня? – переключившись с пространных рассуждений на Дома, едва ли не воскликнул Мэтт. – С каких пор у нас вообще появились границы, когда дело касается секса? Может, вообще теперь будем при выключенном свете трахаться и только в миссионерской позе? И когда мои желания перестали тебя интересовать? Может, тебе вообще плевать на меня — ты хоть скажи мне, а то ты только огрызаешься в последнее время и вообще не обращаешь на меня внимания! – выпалил Мэтт и, подскочив с кресла, влетел обратно в дом, хлопнув стеклянной дверью.
– По-моему, тебе стоит его трахнуть, – после секундного молчания произнес Том.
– Ты какого хера вообще приперся? – прошипел Дом, посмотрев на него.
– Так твоя принцесса позвала, – пожал плечами Том, не обратив внимания ни на тон, ни на слова Дома.
– У нее сегодня неприемный день.
– Это ты так намекаешь, что мне пора?
– Это я так намекаю, что общения не выйдет, – ответил Дом и, отставив бокал с коктейлем, поднялся с кресла и вошел в дом, прислушиваясь к напряженной тишине.
Мэтт в самом деле обиделся — и из-за чего? Из-за того, что Дом не желал кончать ему на лицо — ну не охренеть ли? И что значит — он не обращал внимания на Мэтта? Все его внимание было сосредоточенно на Мэтте — он вряд ли когда-то прежде был настолько зациклен на его действиях, чтобы тот вдруг не воспользовался его расслабленностью и не получил свою порцию «крема молодости».
Мэтт сидел в гостиной, всем своим существом демонстрируя обиду, и тянул коктейль через трубочку — взгляд Дома пристал к его губам, и он облизнулся. В последний раз Дом видел их на своем члене две недели назад, и он чертовски соскучился по этому ощущению и виду перед собой.
Дом рухнул на диван рядом с Мэттом, и он едва не подавился своим коктейлем.
– Чего тебе? – недовольно проворчал Мэтт. – Пришел прочитать очередную лекцию?
– Вообще-то, пришел за минетом, – возразил Дом.
– Чтобы вновь оттянуть от себя за волосы и уйти кончать в ванную? – фыркнул Мэтт. – Подрочить придется, потому что отсасывать я не стану.
– Ты в самом деле хочешь, чтобы я кончил тебе на лицо?
– Ты думаешь, я так долго прошу тебя об этом просто так? Чтобы подразнить тебя? Лишиться нормальной сексуальной жизни из-за твоей паранойи?
– Паранойя? – вскинулся Дом. – Ты даже не скрывал, что намерен сделать со спермой при любом удобном случае! – Дом тут же пожалел о сказанном и глубоко вдохнул, медленно выдохнув. – И ты не видишь в этом ничего отвратительного?
– Как ты не поймешь — я хочу этого, хотя бы просто попробовать. Неужели ты никогда не думал?..
– Нет, я никогда не думал о тебе, как о какой-то шлюхе, – прервал его Дом. Даже сказать это было тяжело.
– Но ведь я хочу этого, – тихо возразил Мэтт, отставив бокал и посмотрев на Дома. – С каких пор ты мыслишь стереотипами? Какая разница, кто и как воспринимает этот процесс — неужели для тебя важней это, а не то, чем это будет для нас?
– Я все еще сомневаюсь, что сперма вместо крема для лица себя оправдывает, – покачал головой Дом.
– Ты не можешь отрицать, что кожа стала выглядеть лучше, – прищурился Мэтт.
– Этому может быть множество объяснений, – в очередной раз не согласился Дом.
– Проверим эмпирическим путем? – улыбнулся Мэтт. – Я не стану менять рацион, не буду использовать дополнительные процедуры и крема — и если окажется, что через месяц кожа будет все так же хорошо выглядеть — ты перестанешь упрямиться.
Дом молчал, разглядывая картину, висящую напротив них на стене, удивляясь, что он вообще рассматривал хоть какие-то варианты, кроме отрицательного ответа, но ему в очередной раз показалось, что так будет проще — просто позволить Мэтту делать, что ему вздумается. Прежде подобный подход не подводил. С другой стороны, прежде ничего настолько безумного в голову Мэтту не приходило.
– Дом. – Ладонь Мэтта легла на пах Дома поверх джинсов и принялась легко поглаживать его. – Давай хотя бы попробуем? – Дом встретил его невинный взгляд, и Мэтт чуть улыбнулся. – Ммм?
– Я не могу, Мэтт, – покачал головой Дом, едва представив, как это будет выглядеть.
Мэтт цокнул языком и убрал руку, тут же поднимаясь и вновь оставляя Дома — но в этот раз в одиночестве.

Дом любил Мэтта — всегда, даже в моменты, когда тот был настоящей занозой в заднице — спустя время, когда Дом успокаивался после очередной сцены, он оглядывался назад и понимал, что не сможет без Мэтта, и если в довесок шли безумные идеи, разговоры за полночь, пробуждения посреди сна и попытки отыскать ужаленного вдохновением Мэтта, его гиперактивность, надоедливость, упрямство и все остальное, что порой раздражало, Дом готов был принять и это. Без всего этого вагона проблем Мэтт не был бы Мэттом, и иногда Дом думал, что вряд ли бы полюбил его, если бы тот не был приставучей занозой. Но подобное принятие сути Мэтта происходило, когда Дом успокаивался или они просто не были в ссоре, но в разгар очередной баталии Дом просто не думал об этом и иногда ловил себя на мысли, что готов накинуться на комок нервов перед собой и сделать с ним что-нибудь ужасное.
Так же было и сегодня. Отсутствие нормального сна, секса и банального расслабления нервов действовали на Дома не лучшим образом, и когда Мэтт в очередной раз проворчал, что Дом не обращал на него внимания, что он совсем забыл о нем, что Мэтт стал ему безразличен — Дом почувствовал, что звереет. Обычно ему удавалось подавить в себе злость и раздражение, чтобы после, остынув, спокойно и методично размазать обидчика перед собой тонким слоем, но сегодня был явно не тот случай.
Когда чашка с остатками кофе врезалась в стену, покрытую кафельной плиткой, и разлетелась на мелкие осколки по всей кухне, Мэтт замер и испуганно уставился на Дома. Он в самом деле испугался, и этот взгляд почему-то, на крохотное мгновение, принес удовлетворение — Дому даже пришлось сделать над собой усилие, чтобы не улыбнуться. Он схватил Мэтта за запястье, и тот тут же засопротивлялся, пытаясь вырваться и отстраниться, но он, пожалуй, никогда не будет сильней Дома, а потому ему пришлось встать со стула и засеменить за Домом, потащившим его за собой из кухни.
– Дом? Дом, ну ты чего? Дом, мне больно, – скулил Мэтт, все еще пытаясь отцепить пальцы Дома от своего запястья, на что Дом сильней дернул его за руку, и Мэтт врезался в его спину, споткнувшись о его ноги. Больше Мэтт не издал ни звука, тихонько сопя, и Дом все же улыбнулся, пройдя с ним в спальню и толкнув его на кровать — Мэтт тут же отполз, но Дом остановил его, схватив за лодыжку. – Дом? Дом, ну скажи что-нибудь?.. Ты меня пугаешь...
Но разговаривать Дому осточертело — этот рубеж они давно прошли, потому их последние разговоры сводились к односложным вопросам и ответам, и это явно не помогло бы им в их нынешней ситуации.
Дом забрался в постель и одним движением заставил Мэтта перевернуться на живот, что тут же вызвало новую волну сопротивления, на что Дом схватил его руки в замок и склонился над его ухом:
– Тебе лучше перестать, – шепотом предупредил он, и Мэтт только от этих слов замер и искоса посмотрел ему в глаза, но Дом уже выпрямил спину и дотянулся до ящика в прикроватной тумбочке. Они любили играть и экспериментировать, и Мэтт был прав — границ, когда дело касалось секса, у них не было — за исключением этой глупой затеи Мэтта — а потому целая тумбочка со стороны Мэтта была забита всевозможными игрушками из сексшопа, которыми они пользовались чаще остальных. В комоде напротив кровати был еще один ящик, отведенный фетишным штучкам, которые составляли им компанию в постели реже, но в данный момент Дом не был намерен растягивать прелюдию и полез в ящик за определенной вещью. Он заставил Мэтта поднять руки к спинке кровати, и тот посмотрел вверх, неудобно поерзав под Домом.
– Милость.
– Нет, – протянул Дом, – сегодня никаких стоп-слов. – Мэтт шумно сглотнул, но не стал сопротивляться, когда Дом застегнул наручники на его запястьях, перекинув цепь от них через один из витиеватых прутьев спинки кровати. – Хотел довести меня?
– Нет, Дом, я...
– Тебе удалось, – будто не услышав его, закончил Дом и тут же сорвал с Мэтта пижамные штаны вместе с боксерками — Мэтт на это поджал ягодицы и уронил голову на подушку, но Дома это не проняло — он почувствовал возбуждение, еще когда тащил Мэтта за собой по коридору, и теперь никакой милости от него Мэтт не дождется. У него уже стоял так, что Дом не был уверен, хватит ли у него терпения надеть презерватив и нанести лубрикант — желание просто сплюнуть между ягодиц Мэтта и, наконец, трахнуть его было слишком сильным.
Он не потрудился снять с себя футболку — только освободился от боксерок, тут же прижимаясь членом к заднице Мэтта, и Мэтт вновь замер, закусив губы, пока Дом размеренно терся членом между его ягодиц, прикрыв глаза и просто наслаждаясь мгновением. Но все же он заставил себя отстраниться, чтобы надеть презерватив и нанести лубрикант — Мэтт совсем притих под ним, и Дом хмыкнул, проводя уже влажным и покрытым презервативом членом между его ягодиц, останавливаясь головкой у ануса.
– Хотел доминирования?.. – Дом не продолжил и протолкнул член на длину головки, позволяя себе насладиться этим моментом и ощущением плотно обхвативших его член мышц.
Мэтт уткнулся лбом в подушку и обхватил руками прут, к которому были пристегнуты наручники, но отставил задницу, и Дом ухмыльнулся, проталкиваясь глубже, вновь склоняясь над Мэттом и прижимаясь грудью к его спине.
Подобная поза доводила Мэтта до исступления из-за того, что он не мог толком участвовать в сексе и прикоснуться к себе, а трение о ткань его совсем не удовлетворяло — Дом прекрасно это знал и, отчасти, именно поэтому выбрал эту позу: раз уж Мэтт столько времени мучил его, то почему бы не помучить Мэтта?
– Я не слышу тебя, – прошипел сквозь зубы Дом и заставил Мэтта запрокинуть голову назад, взяв за волосы на затылке, резко войдя членом на всю длину на очередном движении вперед — Мэтт шатко выдохнул, зажмурившись, но уже на следующем толчке тихонько простонал. Дом, удовлетворившись услышанным, отпустил его волосы, но Мэтт не вернул голову в прежнее положение, а так и держал ее задранной, отвечая стонами на каждое движение в себе и стараясь оторвать таз от постели — обычно он так делал, когда член был в неудобном положении, и Дом скользнул ладонью между его животом и покрывалом, проводя ей по члену и прижимая его к животу Мэтта. Он довольно промычал, и Дом тут же убрал руку и надавил ей на поясницу Мэтта, вновь прижимая его к постели и приподнимаясь над ним. Мэтт расстроенно простонал, но быстро притих, когда Дом ускорился в нем, шлепнув его по ягодице.
Дом уже готов был продолжать, чтобы поскорей кончить — так, как ему хотелось, не переживая о том, что последует за всем этим, но еще когда он вел Мэтта сюда, он был намерен закончить все иначе. Член Дома выскользнул из Мэтта, и он вновь расстроенно простонал от потери контакта, но Дома его чувства волновали мало — он снял презерватив и, приподнявшись над Мэттом, заставил его перевернуться на спину. Руки Мэтта от этого оказались в еще более неудобной позе, но, похоже, жаловаться он не был намерен, и эта покорность не могла не польстить.
Дом сел на его бедра и принялся медленно ласкать себя ладонью, глядя в глаза Мэтту.
– Подумываю каждый раз связывать тебя, – произнес Дом, остановившись ладонью у головки и поглаживая ее большим пальцем. – Буду кончать тебе на грудь, ждать, когда сперма высохнет и только потом отпускать, – улыбнулся он. – Посмотрим, станет ли кожа груди мягкой и шелковистой от этого. Хочешь провести подобный эксперимент? – Движения руки Дома ускорились, и Мэтт опустил взгляд на его член и облизнулся, но вновь посмотрел Дому в глаза. – А еще подумываю оставлять тебя неудовлетворенным, чтобы просто посмотреть, как ты будешь трахать матрас, как ополоумевший от ферромонов кобель, трахающий хозяйские ноги, – усмехнулся Дом.
– Пожалуйста, не надо, – прошептал Мэтт. – Я больше не стану...
– Что? – наигранно удивился Дом. – Ты, наконец, решил оставить идею обмазывать лицо моей спермой? Так просто?
– Раз для тебя это настолько неприемлемо...
– И ты только сейчас это понял? – прервал его Дом, усмехнувшись.
– Я должен извиниться? – чуть слышно спросил Мэтт.
– Просить прощения ты будешь на коленях — каждое утро, когда я буду выходить из душа, я ожидаю видеть тебя на коленях у нашей постели. – Мэтт поджал губы, явно сдерживая собственное недовольство — Дом видел это в его глазах, но лишь улыбнулся, пододвигаясь ближе к нему и прижимая головку члена к его губам. – Не смей, иначе пожалеешь, – предупредил Дом и опустил взгляд на свой член, приподнимая бровь, вновь встречая взгляд Мэтта — он сомневался всего секунду, прежде чем открыть рот и обхватить головку члена губами. – Хороший мальчик, – ухмыльнулся Дом, легко толкаясь в его рот.
Мэтт то прикрывал веки, то вновь смотрел Дому в глаза, лаская его член губами, и Дом промычал от очередной волны удовольствия от осознания, что все шло так, как он этого хотел, что он полностью контролировал ситуацию и в любой момент мог остановить Мэтта, оставить его без оргазма — что угодно. Они и прежде играли подобным образом, но сейчас это приносило дополнительное удовлетворение.
Дом отстранился, едва почувствовав приближение оргазма, и Мэтт раскрыл веки, потянувшись за членом, но Дом остановил его, схватив за волосы на макушке — Мэтт тут же встретил его взгляд, но Дом покачал головой, лаская член рукой:
– Лучше прикрой веки, радость моя.
Мэтт на его слова только нахмурился, а Дом не успел отреагировать и отстраниться на достаточное расстояние — его накрыл оргазм, и Мэтт под ним ошеломленно выдохнул, откидываясь обратно на подушки и больше не сопротивляясь.
Дом опустил взгляд на лицо Мэтта и нахмурился от вида перед собой — едва кончив, он пожалел о том, что сделал. Еще намереваясь сделать это, он сомневался, теперь же совесть разыгралась в полную силу, и он почувствовал отвращение к самому себе — и за сперму на лице Мэтта, и за их грубый секс, которого Мэтт, совершенно очевидно, не хотел — поначалу так точно.
Мэтт осторожно открыл глаза и улыбнулся, посмотрев на Дома и облизнув губы, на которые тоже попала сперма. Его улыбка совсем слабо помогла заглушить совесть, и Дом отвел взгляд, расстегивая наручники Мэтта и уже жалея о своем требовании видеть Мэтта на коленях каждое утро.
– Я так хочу поцеловать тебя сейчас, – прошептал Мэтт, разминая руки и глядя на Дома, но он покачал головой и сел на кровать рядом, только теперь увидев и вспомнив, что не довел Мэтта до оргазма.
– Лежи, я закончу, – тихо произнес Дом, заставляя Мэтта вновь лечь на спину, едва тот попытался сесть.
Мэтт послушно лег и размазал сперму Дома по лицу, а Дом вновь дотянулся до ящика в тумбочке и достал из него дилдо — точную копию его собственного члена. Каждый раз, когда Дом брал его в руки, он вспоминал процесс его изготовления и энтузиазм и радость Мэтта, и это, в отличие от произошедшего сегодня, вызывало теплые чувства. Он нанес лубрикант на дилдо и скользнул им между ягодиц тут же раздвинувшего ноги Мэтта — видеть это с такого ракурса первое время было странно, но сейчас Дом уже не считал это чем-то необычным и ввел дилдо до основания, устраиваясь удобнее над Мэттом и склоняясь к его члену, направляя его себе в рот свободной рукой. Мэтт тут же запутался пальцами в его волосах на затылке, и Дом принялся ритмично двигаться по всей длине члена, надеясь удовольствием Мэтта заглушить собственную все еще возмущающуюся совесть. И ему это удалось — он даже проглотил сперму Мэтта, что делал в редких случаях, и Мэтту это явно понравилось.
Мэтт, совершенно довольный, посмотрел на Дома и вновь улыбнулся, облизнув губы, и Дом заметил, что они заблестели так же, как и щеки Мэтта, на которых все еще высыхала его сперма.
– Тебе в самом деле настолько понравилось, что я кончил тебе на лицо? – неуверенно спросил Дом, и Мэтт чуть нахмурился:
– Тебе не понравилось?
Дом сел в постели и принялся вытирать дилдо гигиенической салфеткой, не желая отвечать на вопрос.
– Неужели ты правда думаешь, что унизил меня этим? – удивился Мэтт, сев и заглянув в глаза Дома. – Я не могу припомнить, чтобы в постели ты хоть когда-нибудь за все время сделал хоть что-то, что мне бы не понравилось. Я ведь сам просил тебя об этом — как это можно считать унижением?
– Не знаю, может, мне просто нужно привыкнуть к этому, – пожал плечами Дом, и Мэтт радостно заулыбался:
– Привыкнуть? Ты обещаешь сделать это снова? И позволишь пользоваться твоей спермой в качестве крема?
– Ты ведь не оставишь меня в покое, – хмыкнул Дом, и Мэтт все же дотянулся и поцеловал его, и Дом почувствовал привкус своей спермы на его губах.

Дом глянул на Мэтта и покачал головой — он уже сбился, в какой по счету раз видел высохшую сперму на лице Мэтта. Теперь, получив позволение Дома, Мэтт не прятался в ванной на время подсыхания спермы и мог преспокойно ходить по дому, занимаясь своими делами. Первое время Дом, каждый раз глядя на него, продолжал испытывать муки совести, но в конце концов она сдалась — под натиском совершенно довольного происходящим Мэтта, начиная от момента минета, заканчивая временем, когда он выходил из ванной, смыв сперму с лица. Возможно — только возможно — Дом готов был согласиться, что его кожа стала выглядеть моложе и здоровей, чем прежде, но он наотрез отказался испытывать чудодейственные свойства спермы на своем лице. Мэтт мог сколько угодно подражать Ким Кардашьян, но Дома до своего уровня он не опустит — ни за что.
Мэтт интенсивно потер щеки и, сложив ладони перед собой лодочкой, дунул на них, отчего высохшая сперма, превратившаяся в пыль, слетела с них на пол.
– Феечкина пыльца, – улыбнулся он, и Дом цокнул языком, закатив глаза.
– Еще раз назовешь меня феечкой — и я отшлепаю тебя по губам, – предупредил он.
– Членом? – усмехнулся Мэтт. – И, по-моему, Динь-Динь была очень даже сексуальна. Дом-Дом, – добавил он, премило улыбаясь.
– Договоришься — лишу дотаций.
– Тебе ведь нравится кончать мне на лицо, – прищурился Мэтт и обнял Дома со спины, устраивая голову на его плече.
– Мне нравится, что ты доволен, – возразил Дом, искоса глянув на него. – И что все в интернете интересуются, почему твоя кожа так хорошо выглядит, хотя отчасти меня пугает, что твой длинный язык и очень длинные пальцы не выдержат, и ты всем все растреплешь.
– Я двадцать лет молчу о том, кого люблю.
– Молчит он, конечно, – фыркнул Дом и добавил: – Почти двадцать пять, между прочим.
– Я говорил о профессиональной карьере, когда мы стали давать интервью.
– Выкрутился, – прищурился Дом, и Мэтт улыбнулся — и это вышло бы невинно, если бы по всему его лицу не было бы видно пленки высохшей спермы, и Дом вздохнул: – Тебе пора умываться.
– Завтра в то же время в том же месте, – прошептал Мэтт и, чмокнув его в щеку, вышел из спальни, а Дом проследил за ним, пока тот не скрылся за дверью в ванной.
Скоро двадцать пять, а его безумные идеи не переставали удивлять — и что-то подсказывало Дому, что даже через еще двадцать пять лет ничего не изменится...

@темы: BellDom, fanfic, это ж пиздец, а?!, закон Беллами, muse

---

Автор: batkondrat
Название: Hide and Seek. Drabbles
Пэйринг: BellDom
Рейтинг: NC-17 на всякий случай
От автора: Небольшие отрывки о главных и второстепенных героях, которые требовали быть написанными и которые дают ответы на некоторые вопросы из основной истории.
! Хронологический порядок не соблюден !
Продолжение в комментариях

Checkmate

Checkmate
Навеяно треком Massive Attack - Angel
POV Мэттью

Мы не виделись семь лет шесть месяцев двадцать три дня и восемь с половиной часов. Прошлый раз я искал его целых девять лет, и он выдержал их, хотя при встрече признался, что почти каждый день последние полгода уговаривал себя потерпеть еще один день, а на следующий — еще один. Я и не представлял, что он когда-нибудь станет таким искренним, говоря о своих чувствах ко мне.
Я понял, что это он, едва он сделал два шага по асфальту, выйдя из машины — его шаги, как и его дыхание и сердцебиение, я узнаю из миллиарда других. Это без сомнений он, и внутри меня все опрокидывается от осознания, что сейчас он войдет в дом, что я снова почувствую его запах, прикоснусь к нему, почувствую его тепло...
В прошлый раз мы полторы недели провели в постели, прерываясь только на сон и еду, после чего отправились на Бали и еще два с половиной месяца провели в обществе друг друга, наверстывая упущенное.
Его шаги раздаются по крыльцу, я слышу, как он раскрывает дверь, и глубоко вдыхаю, надеясь почувствовать его запах, и по моей спине сбегает горячая волна, когда рецепторы его улавливают. Мое сердце заходится в бешеном ритме, и я не пытаюсь контролировать собственное состояние — сейчас мне это ни к чему, он и так прекрасно знает, как действует на меня, но вот он, напротив, совершенно спокоен, его сердцебиение медленное и размеренное, и я искренне восхищаюсь его выдержкой — еще до нашего расставания он не мог так контролировать себя.
Он неспешно идет по коридору, а я уже полминуты смотрю в проход между коридором и гостиной, ожидая, когда же он, наконец, попадет в поле моего зрения.
Он останавливается в проходе в расслабленной позе, небрежно скользя взглядом по мне, и только от этого я чувствую возбуждение. Невероятная выдержка, превосходное исполнение роли. Он был рожден для этого — для подобных ролей и игр, во время которых он с неподражаемым профессионализмом мучает, истязает и сводит с ума...
Я, в отличие от него, ловлю взглядом каждую деталь, теперь уже не в силах даже пытаться изобразить схожее с его безразличие, и в очередной раз прихожу к мысли: ему чертовски идет бессмертие. Он прекрасней всех выдуманных божков древнего мира, идеальней любого идеала красоты, безупречней любого произведения искусства, и из всех миллиардов, живущих и живших на земле за последний восемьдесят один год, он выбрал меня. И неважно, что почти половину из этих лет я добивался от него взаимности. Все предыдущие годы моей жизни в ненависти и одиночестве стоили того, чтобы я дождался его.
Он подходит ко мне, глядя в глаза гипнотизирующим, потемневшим взглядом, и садится на мои колени, а я не сразу решаюсь положить ладони на его бедра, но быстро теряю рассудок, вместе с нерешительностью, когда он берет мое лицо в ладони и влажно и жарко целует.
Люблю, люблю, люблю, люблю, люблю...
Это единственная мысль, которая имеется в моей голове, пока я вдыхаю его запах, чувствую его вкус на языке и каждым дюймом кожи лица и шеи ощущаю его тепло.
Он срывает с нас одежду, и я ощущаю жар его тела, на мгновение расстраиваясь, что в этот раз ни зеркала, ни камеры, которая бы записала нашу встречу после такой долгой разлуки, нет, и все происходящее останется только в моей голове и только с одного ракурса — это первый раз, когда он сам вернулся ко мне, не дожидаясь, когда я найду его, и я бы хотел увидеть это со стороны еще не раз, но в следующую секунду я перестаю думать о том, что не подготовился к его приходу: мой член проталкивается в его тело, и я вижу на его лице чистое блаженство. За все эти минуты встречи — это первая искренняя эмоция на его лице. И она — бесценна.
Возможно, я не настолько неудачлив, как изредка думаю — я замечаю движение краем зрения и вижу нас в отражении застекленной картины: вижу его спину и даже могу различить напрягающиеся от движений мускулы, вижу собственные руки на его ягодицах, и какое-то время не могу отвести взгляда от открывшегося мне вида, стараясь запомнить каждую мелочь.
Он снова целует меня, и я закрываю глаза, отчего обостряются все остальные чувства, и меня, волна за волной, накрывает им, вместе с его движениями на мне. Никто и никогда не сводил меня с ума так, как он, и если когда-нибудь он решит отказаться от меня, я сделаю все, чтобы вернуть его — я уничтожу все живое на этой чертовой планете, во всей проклятой Вселенной, чтобы мы остались только вдвоем. Я никогда — никогда — не отпущу его и не перестану бороться.
Он тянет меня за волосы на затылке, и я запрокидываю голову, приоткрывая веки — он смотрит на меня таким взглядом, будто точно знает, о чем я думаю, и будто намеревается задушить меня только за эти мысли, и я не выдерживаю его натиска и кончаю, не смея закрыть глаза. Только после этого он разрывает зрительный контакт, зажмуриваясь, и вместе с движениями на моем члене, доводит себя рукой до оргазма.
Он упирается лбом в мой лоб, остановившись, и какое-то время мы дышим одним воздухом, и это кружит голову не меньше оргазма. Мои ладони все еще на его влажной талии, он обнимает меня за шею, и я совсем не хочу отпускать его даже для того, чтобы он мог сесть или лечь рядом со мной, и потому обнимаю его — он податливо выгибается, прижимаясь к моей груди и открывая веки, встречая мой взгляд невыносимо близко.
Ничуть не изменился, даже в тех деталях, которые изменить он в силах: я чувствую запах все того же одеколона, от его волос пахнет так же, как и в годы нашей совместной жизни; внешне — он тем более прежний, совсем не изменился с тех самых пор, когда я заметил его в супермаркете, но его взгляд... Он стал совершенно другим — и не только, когда он смотрит на меня. В нем проявилось и закрепилось то, о чем он, пожалуй, и не подозревал до своего перерождения и что очень долго отрицал в себе. И, господи боже, как эта маленькая деталь в нем заводит меня, особенно теперь, когда он пришел к гармонии с самим собой и стал настолько уверен в себе, что позволяет себе демонстрацию подобной слабости — еще лет тридцать пять назад он бы ни за что не пришел ко мне первым.
Он отстраняется на пару дюймов и с ухмылкой разглядывает меня, и по моему телу снова пробегает горячая волна от этого выражения лица и от понимания, что в ближайшие лет тридцать он будет просыпаться и засыпать рядом со мной, пока снова не пожелает поиграть с нашими чувствами, встряхнуть их, заставив скучать друг по другу до бессонных ночей и физической необходимости присутствия друг друга.
По его голосу и звучанию моего имени его голосом я скучал едва ли не сильней всего остального. И он это прекрасно знает, и, возможно, именно поэтому его глаза поблескивают задором, и он так довольно ухмыляется.
– Ну, здравствуй, Мэттью...

The Pawn

The Pawn

...В двери зашумел замок, и она приоткрылась, но тут же замерла на месте.
– Ты ведь не собираешься бежать? – спокойно поинтересовался Мэттью, склонив голову набок.
Крис вошел в собственную квартиру и прикрыл за собой дверь, с презрением, но и настороженностью глядя в глаза Мэттью, сидящего в кресле посреди его гостиной.
– Вижу, ты, наконец, перестал изображать животное — прибрался в квартире, одеваться стал по-человечески.
– Какого дьявола ты здесь делаешь? – прошипел Крис, сжимая руки в кулаки.
– Пока ехал сюда, я все вспоминал наше длительное знакомство, – проигнорировав вопрос, чуть задумчивым тоном начал Мэттью. – Никак не пойму, ты ненавидишь меня или все-таки влюблен? Все пытаешься создать мне проблемы — явно же хочешь получить мое внимание. Так что я решил, что сегодня твой удачный день. Я тебя слушаю.
– Тебе настолько понравился сюрприз, что ты соизволил поблагодарить меня за него лично? – усмехнулся Крис и скрестил руки на груди, изображая беспечность, хотя, конечно же, Мэттью прекрасно знал, как тот напряжен. – Наверное, безумно обидно, что твой питомец нашел нового хозяина?
– Так это ревность? – приподнял бровь Мэттью, и Крис недовольно фыркнул:
– Еще чего.
– Выходит, ты никак не простишь мне смерть твоего питомца, – выделив последние слова интонацией, констатировал Мэттью. – Печальное положение дел — столько лет прошло, а ты так и не понял...
– Ты не имел права! – рявкнул Крис, не сдержав маску безразличия и спокойствия.
– Право у меня было, – ровным тоном возразил Мэттью, – и то, что он был твоим другом, ничего не меняет — и не поменяло бы ни для меня, ни для кого-то еще, кто мог бы оказаться на моем месте. Ты был не в состоянии контролировать свое милое кровожадное чудовище — тебе стоит винить себя в его смерти, а не перекладывать ответственность за случившееся на других. Странно, что ты до сих пор не пришел к этому выводу, и все эти годы пытаешься отомстить мне, пакостничая, точно непослушный ребенок, – чуть нахмурился Мэттью. – И это возвращает нас к теме моего визита. Ты развлекся?
– Избавь меня от прелюдии и сделай уже то, зачем пришел, – недовольно ответил Крис, весь подобравшись, пусть и прекрасно знал, что не имел ни единого шанса в схватке против Мэттью — сдаваться без боя он не был намерен.
– Я понимаю тебя, честно, – будто не услышав его, продолжил Мэттью. – После ста лет жизни начинаешь считать себя поистине бессмертным. Начинает казаться, что ты действительно неуязвим. Ты можешь все, но это не имеет значения, потому что ничто уже не вызывает тот адреналин, на который ты подсел, испытывая собственную неуязвимость. И ты ищешь новые возможности. Все через это проходят, – легко пожал плечами Мэттью и, поднявшись с кресла, подошел к компьютерному столу, на котором, помимо компьютерного хлама, лежала пластиковая карта. – Так что я понимаю тебя и твое желание развлечься. Но за все развлечения нужно платить, и это, – он пододвинул карту по столу в сторону Криса, – цена твоего. У тебя два часа на сборы, Сесил отвезет тебя в аэропорт и проследит, чтобы ты никуда не свернул. Я подустал от тебя и твоих игр — убил бы тебя, но Августа все еще питает к тебе нежность, и я ублажу ее в последний раз. Это мое единственное предупреждение, – подойдя ближе к Крису и заглянув в его глаза, произнес Мэттью. – Ты можешь считать себя неуязвимым, но что насчет твоей подруги и ее огромного потомства?
– Не смей!.. – прошипел Крис, дернувшись, но тут же замер, когда Мэттью схватил его за горло и крепко сжал:
– Не забывай свое место, – ледяным тоном процедил Мэттью. – Если ты еще хоть раз появишься на моем пути без моего прямого пожелания, если ты хотя бы попробуешь бросить мне вызов, если ты даже подумаешь о том, чтобы пересечься с Домиником, я обещаю тебе, ты и твоя подруга будете вместе наблюдать, как казнят ее огромную семью — одного за другим. А потом я убью ее на твоих глазах, но прежде всенепременно сообщу ей, кому она должна быть обязана за смерть своих детей и внуков. Достаточно живым чувствуешь себя сейчас? – холодно улыбнулся Мэттью. – Запомни это чувство, потому что в следующий раз это будет значить твою скорую смерть. Увидимся через сотню лет — остынь, поразмышляй о прожитых годах, но даже не думай появляться в Великобритании раньше этого срока, – он отпустил Криса и спокойно, не торопясь, направился к выходу. – Знаешь, что самое забавное для меня во всей этой ситуации? – он остановился в дверях, но Крис не обернулся и не стал отвечать. – Твоя ложь играла совсем недолго и даже наличие у него щенка почти ничего для меня не меняет — добавит пару лишних лет проблем, и только, а вот ты больше ни дня не сможешь таскаться за своей дорогой возлюбленной, пока она делает покупки, готовясь к очередному приезду семейства. Но самое главное — когда она умрет, тебя не будет рядом. И ты не сможешь прийти на похороны и попрощаться с ней. – Крис с ненавистью посмотрел на Мэттью, обернувшись, но он лишь расслабленно улыбнулся. – Это греет мне душу, – добавил он и вышел из квартиры, оставив дверь после себя открытой — на пороге тут же появился Сесил и занял выжидательную позицию, уставившись на взбешенного, но тихого Криса.

New Beginning

New Beginning
POV Доминик

Я стою у окна от потолка до пола и смотрю на открывшийся вид с двести двадцать первого этажа. Откровенно говоря, вид так себе — я почти ничего не вижу из-за дикой высоты, и даже остальные высотки города не кажутся такими уж высокими по сравнению с той, в которой нахожусь я.
Кажется, я здесь уже тридцать пятый день. Или тридцать шестой? Мозг — даже с учетом, что я пытаюсь не думать об этом — выдает правильный ответ за мгновение: тридцать седьмой день. Умираю от скуки, запертый в клетку, готовый попытаться пробить чертово стекло, чтобы узнать, что же от меня останется, упади я с такой высоты. Помнится, он однажды едва не рассказал мне о последствиях. Стоило дослушать его. Но тогда я был напуган и не хотел знать, что бы с нами случилось, а сейчас этот тоненький голосок где-то на краю сознания то и дело предлагает: «Попробуй, попытайся. Посмотри, что будет».
Я облизываю губы и, прижавшись лбом к стеклу, смотрю вниз. Даже если я разгонюсь — я вряд ли достигну улицы, прилегающей к зданию — скорее всего меня размажет по первым пятидесяти этажам, составляющим расширенную основу здания.
Я прикрываю глаза и глубоко вздыхаю. Еще один день. Я подожду еще один день, а потом...
Не знаю, что потом.
Какого черта он так долго? Неужели и в самом деле не сможет отыскать? Как-то не верится — может, когда я только разрабатывал план, я действительно думал, что смогу спрятаться так, что он не найдет меня, но уже в момент расставания я был уверен, что его упрямство и вся сцена расставания простимулируют его. Возможно, я ошибся — я каждый день об этом думаю, и каждый раз эта мысль меня пугает. Что, если он не понял, чего я хотел? Что, если он в самом деле не поверил, насколько я хотел остаться в тот раз?
Я снова и снова прогоняю в голове наше расставание, анализирую его последний взгляд, пытаюсь представить его мысли, едва я выскочил из дома, но ведь это же он — я представления не имею, на что он способен, когда дело касается чувств. Хоть бы он не возжелал убить меня за то, что сбежал, как и ублюдок, обративший его...
Выйти на улицу и уставиться в объектив ближайшей камеры, пока он не объявится, что ли?..
Игра в прятки интересна своей кульминацией — когда ты находишь спрятавшегося или когда тебя находят, но прятаться в течение девяти лет?..
Я принимаюсь размеренно биться лбом о стекло перед собой, сопровождая каждый удар обещанием, что продержусь еще один день, одновременно с этим задаваясь вопросом, сколько нужно подобных легких ударов, чтобы стекло все же сдалось и разбилось. Наверняка же лет через десять хотя бы трещина появится?..
Я придушу его. Я просто придушу его. Как можно так расслабиться?!
А ведь он может преспокойно вести поиски из Лондона, каждый вечер проводя с друзьями, когда я, черт его дери, торчу в этой высотной тюрьме на голодной диете!
Может, он наказать меня решил? За все прошлые годы? И даже не пытается искать меня? Что, если он и не думал искать, а я все это время, как распоследний кретин, таскаюсь по миру, избегая камер и бессмертных?
Что, если это правда?..
Я слышу, как открывается входная дверь квартиры, но не успеваю удивиться, какого черта это случилось, когда сенсор должен реагировать только на мою радужную оболочку глаза — мои ноги слабеют при очередном вдохе и мысли путаются, а я почти тут же чувствую объятие со спины и со стоном выдыхаю:
– Наконец-то...
Его объятие такое крепкое, что я не могу развернуться к нему лицом — а, возможно, он этого и не хочет — и я просто откидываю голову на его плечо, впутываясь пальцами в его волосы, прикрывая веки от наслаждения, когда он принимается жадно целовать и кусать мою шею, разрывая одежду на мне. Поскорей бы уже разобрался с ней, черт подери!..
Он будто слышит мои мысли — я неожиданно для себя чувствую проникновение, грубое и резкое, и прижимаюсь щекой к прохладному стеклу, только теперь понимая, что уже не чувствую его спиной — он прижал меня к стеклу и держит одной рукой за плечо, а другой за бедро, заставляя выгнуться, и я спешу покориться, отставляя для него задницу. Он утробно рычит и вновь целует мою шею, пока я не поворачиваюсь к нему лицом и не впиваюсь в его губы. Поцелуй почти не выходит из-за его движений — мы больше дышим одним воздухом и кусаем друг друга, но и этого в данный момент достаточно. Главное — я чувствую его прикосновения, движения его члена в себе, вдыхаю его аромат — и сейчас больше мне не нужно.
Все смазано, быстро, неуклюже, но до дурманящего, невыносимо приятно — и, пожалуй, все это стоило девяти лет ожиданий. Кажется, такого секса, настолько преисполненного наслаждением от первого его прикосновения до момента оргазма, у нас прежде не было. Даже, кажется, первый мой секс после обращения не был таким.
Мы все еще стоим у окна, он прижимает меня к стеклу, практически повиснув на мне и уткнувшись лицом в шею, тяжело дыша, но все так же крепко обнимая, будто боится, что я исчезну, и я довольно улыбаюсь. Наконец-то, он вновь опасается потерять меня.
– Нашел, – бормочет он в мое плечо, и я устало смеюсь, перебирая пряди его волос на затылке.
– Почему так долго?
Он приподнимает голову с моего плеча и заглядывает в глаза, но ничего не отвечает, будто просто рассматривает меня, вновь отыскивая изменения, которых не может быть.
– Я скучал, – шепчу я, глядя в его глаза, – едва с ума...
Он не дает закончить, приникая губами к моим, и в этот раз поцелуй выходит — чувственным и глубоким. Он даже позволяет мне развернуться в объятиях, но на секунду я выпадаю из общего настроения и представляю, что целый город может видеть мою задницу в окно — а до этого любой мог увидеть мой член и лицо в момент оргазма, знай он, куда смотреть. Но это быстро перестает волновать меня, и я полностью переключаюсь на происходящее.
Мэттью завершает поцелуй и вновь разглядывает меня, а я замечаю неуверенность в его взгляде и это удивляет ровно до того момента, как он озвучивает свои мысли:
– Останешься? – чуть слышно спрашивает он, посмотрев в мои глаза, и я чуть улыбаюсь.
– Боишься, что снова сбегу ранним утром?
Он молчит, но вдруг вновь позволяет себе искренность, едва заметно кивая.
– Останусь, – заверяю его я, но он только нервно облизывает губы.
– Надолго?
Я усмехаюсь и коротко целую его:
– Я дам знать, если решу вновь спрятаться — пока я даже думать о разлуке не желаю.
Он, наконец, улыбается, и я провожу ладонью по его чуть влажным у корней волосам, теперь уже и сам с жадностью разглядывая его лицо — не ради попытки найти что-то новое в его чертах — просто потому что могу и давно этого не делал.
Перед глазами проносятся воспоминания нашей совместной жизни, от начала, когда я люто ненавидел его, до последних дней перед расставанием, когда мы были милей пары Дэниела с Мо, и я чувствую острое желание поскорей вернуться в эту совместную жизнь с пробуждениями рядом с ним, с его масштабностью во время охоты, с его присутствием рядом, с нашим сексом... С нашим пониманием друг друга с полуслова.
Я опускаю ладони на его задницу, чуть сжав ягодицы, и скольжу ниже, неожиданно для него приподнимая его и усаживая на свою талию — он без промедлений обхватывает меня ногами, и это слегка удивляет меня. Я не был уверен, что он позволит мне нечто подобное — даже после стольких лет и даже после долгой разлуки.
– Разочарован? – будто заметив мое замешательство, спрашивает он, пока я несу его к постели.
– Удивлен, – качаю головой я, и Мэттью поджимает губы, а я роняю его на кровать и нависаю над ним.
– В хорошем или плохом смысле?
– Просто удивлен, – пожимаю плечами я. – Хотя сейчас, вспоминая Мальдивы и Ливиньо, пожалуй, нет, не удивлен, – улыбаюсь я, и Мэттью заметно расслабляется подо мной, чуть улыбнувшись. Видеть его таким уязвимым и открытым необычно, но приятно. Как бы ни изменилась моя жизнь и мое отношение к миру и людям, я все так же страстно желаю эмоциональной связи с другим живым существом, и видеть, что Мэттью готов открыться и впустить — невероятно радует. Если до своего последнего ухода я не желал уходить, потому что мне было удобно и меня все устраивало, то сейчас, когда ко всему этому добавится то, о чем он так осторожно говорил в своей прощальной речи, я совсем не уверен, что в ближайшие лет сто пожелаю расстаться с ним...

Bloodbath

Bloodbath

Августа вошла в гостиную и быстрым взглядом оглядела горы трупов и перепачканные кровью стены некогда вполне презентабельной комнаты, обставленной со вкусом — в этом был весь Мэттью, он никогда не позволял себе безвкусицу в доме. Он сидел в кресле посреди кровавого моря и островков из останков тел, держа в руке стакан с виски, и Августа едва сдержалась от демонстрации удивления, которое испытывала — она ни разу не видела, чтобы Мэттью был хоть сколько-нибудь испачкан человеческой кровью после убийств, но сейчас он будто только вышел из кровавого душа. Он совсем не шевелился, пустым взглядом глядя в пространство, и Августа мысленно чертыхнулась, поняв, что эта картина надолго задержится в ее памяти.
Наплевав на аккуратность — она в любом случае не смогла бы дойти до Мэттью, не испачкавшись в крови — Августа подошла к дивану, стоящему рядом с креслом Мэттью, и тихо опустилась в него, тут же мысленно чертыхнувшись — обивка дивана была насквозь пропитана кровью.
– Он нашел себе мальчишку, – убитым голосом произнес Мэттью, крепче сжимая стакан в руке. – Я ненадолго оставил его, и он нашел себе какого-то щенка. – Стакан в его руке треснул, расплескивая содержимое, тут же смешавшееся с кровью Мэттью от порезов, но он только медленно раскрыл ладонь и без интереса посмотрел на раны, а Августа отметила легкое подрагивание пальцев. – Я снова остался ни с чем, – грустно усмехнулся Мэттью и без всякой осторожности достал осколки стекла из ран. – Он такой невинный, юный, наивный — я проигрываю по всем параметрам.
– Жалость к себе тебя не красит, – заметила Августа и поднялась с дивана, направившись к бару.
– Я устал быть гордым. Устал притворяться, что мне все нипочем, что меня не задевает его безразличие и восприятие меня монстром — я устал от всего этого. Я хочу... – он оборвал себя и покачал головой, тяжело вздыхая.
– Тогда какого черта ты сказал ему, что тебе никто не интересен? – недовольно спросила Августа, возвращаясь с двумя стаканами и бутылкой виски к дивану. – Ты сам убедил его, что тебе на него плевать. – Она разлила виски по стаканам и протянула один из них Мэттью.
– Тогда это было неважно — он почти открыто ненавидел меня, – ответил он, приняв стакан. – Я не думал, что он решится на отношения с человеком.
– Скажи ему сейчас.
– Сейчас? – усмехнулся Мэттью. – Когда рядом с ним невинное создание, в жизни убивавшее лишь мух? Тот, кто ни разу не обидел его, кто не делал что-то против его желания? Я даже не представляю, в чью пользу будет выбор Доминика, – фыркнул он и сделал глоток виски.
– Мальчишка ему надоест, – с уверенностью заявила Августа после нескольких секунд размышлений. – Наивность и невинность — это замечательно, пока это в новинку, но это приедается. Ты и сам прекрасно знаешь, что Доминик слишком изменился, чтобы надолго увлечься кем-то таким.
– Он давно мечтал об этом.
– Тебе ли не знать, насколько мечты далеки от реальности.
Мэттью молча кивнул, но вряд ли в самом деле был согласен со словами Августы — скорее всего он просто не слышал, что она сказала.
– Я все сижу и представляю, как они занимаются сексом в его постели — в постели, которая, как я думал, уже стала моей. Я думал, что у нас все хорошо. Я искренне был уверен в этом.
– И что ты будешь делать? – проигнорировав его слова, спросила Августа.
– А что я могу? – пожал плечами Мэттью и устало откинулся на спинку кресла, поставив стакан виски на подлокотник.
Августа окинула его удивленным взглядом.
– Ты шутишь, верно? Если это минутная слабость — она затянулась. Возьми себя в руки, дорогой. Приведи себя в порядок и езжай к нему — ты лучше любого, тем более какого-то невинного юнца, знаешь своего беглеца — так езжай к нему и действуй. Ты столько лет воюешь с ним — он ввел тяжелую артиллерию, и ты тут же решил отступить? С каких пор тебя так легко напугать?
– Ты не понимаешь...
– Я много чего не понимаю, – прервала его Августа, – до сих пор не понимаю, почему ты решился обратить его. Долго не понимала, зачем ты все эти годы бегал за ним по всему миру. Но знаешь, что я понимаю и вижу? Что с его появлением ты изменился — ты никогда, за все время, что я тебя знаю, не казался мне таким живым. От погони за Филлипом ты почему-то не уставал — неужели здесь на финише награда меньше?
– Не приплетай Филлипа, – закатил глаза Мэттью, но Августа покачала головой:
– Но это правда. Сколько столетий ты гонялся за ним? А здесь прошло двадцать лет — и ты устал?
– Двадцать шесть, – поправил Мэттью, но Августа лишь отмахнулась.
– Возьми себя в руки, – повторила она. – И сделай что-нибудь: или продолжай добиваться его, или оставь в покое и забудь.
Мэттью в ответ на ее слова сжал челюсти так, что Августа на мгновение испугалась, что он набросится на нее и разорвет как всех тех жертв, чьи изуродованные останки все еще валялись на полу гостиной.
– В таком случае, – тихо продолжила она, – я не понимаю, почему ты все еще здесь.
Мэттью резко встал — так неожиданно, что Августа вздрогнула, и Мэттью ухмыльнулся, посмотрев на нее, и вышел из гостиной, не сказав ни слова. Он поднялся на второй этаж, и Августа вздохнула, вновь обратив внимание, что обивка дивана насквозь пропитана кровью, как теперь и ее брюки, и едва сдержала расстроенный стон — жаловаться сейчас было бы большой ошибкой. Мэттью не убил бы ее — по крайней мере, Августа все еще надеялась на это, хотя ее неприкосновенность явно пошатнулась после предложения забыть Доминика — но кто знал, на что еще сейчас был способен Мэттью. Проверять Августа не была намерена, а потому достала телефон и набрала сообщение Вивиану, чтобы он привез ей сменную одежду. Она отложила телефон и сделала глоток виски, подумав, что ей пора расстаться и с Вивианом и с Луи — они уделяли больше времени друг другу, нежели ей. Знакомить их было большой ошибкой, но ведь она думала, что это подстегнет обоих, и они станут с большим рвением пытаться угодить ей. Большая ошибка. Она бы даже не удивилась, если бы выяснилось, что она оторвала их друг от друга своей просьбой, но, раз уж им плевать на нее — ей на них и подавно. Возможно, она даже убьет их — будет интересно посмотреть, как один из них будет рыдать над телом другого. Пожалуй, Вивиан будет первым — Луи куда более ранимый, у него наверняка случится истерика от мертвого тела любовника перед собой.
Августа просидела на диване, потягивая виски, до самого звонка в дверь, но поднялась только спустя пару минут после, чтобы Вивиан не увидел ее и беспорядок в доме — ей не хотелось пугать его раньше времени. Когда она вернулась в гостиную, Мэттью уже был там — в чистой одежде, без следов крови на теле или в волосах.
– Не думал, что задержишься так надолго, – произнес он.
– Позволишь занять ванную? – спросила она, проигнорировав его замечание.
– Пожалуйста, – пожал плечами Мэттью и добавил: – Скоро приедут уборщики Хоуп.
– Я к этому моменту уже уеду, – пообещала она. – Ты тоже уезжаешь?
– Да, – чуть улыбнулся Мэттью. – Полагаю, Доминик безумно напуган моим исчезновением и молчанием — наверняка ждет, что я наброшусь на щенка из-за ближайшего угла, – усмехнулся он. – Будет забавно увидеть его реакцию на мое появление в его доме. Счастливо оставаться, – попрощался он и направился к выходу, мурлыча себе под нос. Августа проследила за ним, пока он не исчез из вида, и покачала головой. Она никогда не поймет, что он нашел в заносчивом ублюдке, который то и дело вытирал ноги о Мэттью и его чувства, но, возможно, в этом был весь Мэттью — с Филлипом у него тоже были нездоровые отношения. Она опомнилась, когда закрылась входная дверь, и направилась в ванную комнату...

MB

MB
POV Мэттью

6 сентября 2009 года

День с утра не задался. Пожалуй, стоило дважды подумать, прежде чем соглашаться на костюмированную вечеринку Августы. Как только я вошел в зал ее особняка, я понял, что мне там не место — не сегодня. Не в годовщину смерти Элеонор. Я должен был быть в Дерби в этот день, должен был почтить ее память — мне точно не стоило посещать место, где творился разврат, хотя Элеонор вряд ли была бы против подобного моего времяпрепровождения, возможно, она бы даже посчитала это хорошим знаком. Она могла бы решить, что я, наконец, перестаю так сильно держаться за прошлое. Но это неправда. Правда куда банальней — я все еще не могу посетить ее склеп, как и все прошлые годы со столетней годовщины. Я просто не могу. Не знаю, как войду туда, как посмотрю на надгробье. Мне кажется, я почувствую ее укоряющий взгляд, едва войдя внутрь, услышу ее осуждающий голос, напоминающий мне, что я так и не сдержал данное ей обещание. Я бы так этого хотел, но каждый раз, думая о том, чтобы бросить попытки отыскать Филлипа, я вижу его лицо перед собой, слышу его голос, с отвращением говорящий мне, что я — ничто, всегда был ничем и таковым останусь.
Я иногда все еще задаюсь вопросом, простила бы Элеонор мне все эти годы, если бы знала всю правду? Наверняка простила бы, но сказала бы, что я трачу время впустую, что оно того не стоит — что Филлип не стоит того, чтобы тратить на него свои годы. Но если у меня что-то и есть, так это время. И однажды я найду его, загляну в его глаза, и он поймет, что смотрит на своего Господа Бога, и, возможно, раскается и пожалеет обо всех тех унижениях, через которые он протащил меня. Я мечтаю об этом дне и возможности оставить его в прошлом, не могу дождаться, когда вздохну спокойно, но после сегодняшних событий наступление этого момента, вероятно, отложится на неопределенное время, что совсем меня не радует. С другой стороны, нынешнее положение дел меня немало интригует, но обо всем по порядку.
На вечеринке Августы присутствовали Виктор с Плутом. Я искренне не понимаю желание Виктора оставить при себе этого нахального, невежественного, омерзительного мальчишку, для которого Виктор — всего лишь золотой билет в обеспеченное бессмертие. У него было так много протеже, которые действительно любили его, но он выбрал того, кто едва ли не отвращение к нему испытывает — я видел взгляды мальчишки, которые он бросает на Виктора, когда думает, что никто на него не смотрит. Он не чувствует даже малейшей симпатии или уважения, но Виктор так слеп, что ничего не замечает, и я не смог промолчать сегодня, как и в тот день, когда узнал, что он обратил мальчишку. Плут услышал наш разговор и устроил сцену, бросаясь смехотворными заявлениями, будто бы я говорил все из ревности и хотел разрушить их «счастье». Виктор занял его позицию, и я не поверил в происходящее — мы с ним почти ровесники, но он позволил мальчишке настолько одурачить себя. До сих пор не понимаю, как это возможно. Я попытался достучаться до здравого смысла Виктора, но он вскинулся на меня, и в тот момент я решил, что отныне не стану вмешиваться в их дела, пусть Виктор дорог мне, но я больше не желаю слышать от него оскорбления, и если ему хочется выставить себя кретином — я не стану ему мешать.
После этого находиться на вечеринке мне и вовсе расхотелось, и я покинул ее. Возможно, все это лишь случайность — череда случайностей, а, возможно, во Вселенной все же существует порядок, и все происходит строго по плану, и то, что я решил зайти именно в тот супермаркет, было давно предопределено. Как бы там ни было, едва я оказался внутри, я заметил восхитительный аромат крови, смешавшийся с запахом фруктов, у которых стоял его обладатель, что только выгодней оттенило его собственный аромат. Возможно, мне стоило снова заняться парфюмерией — только чтобы воссоздать этот запах, дополненный нотками фруктов, и всегда иметь его при себе.
Мужчина, чей аромат привлек меня, казался раздраженным: хмурый взгляд, поджатые губы, резкие движения, но это не помешало мне насладиться его почти идеальной красотой. Таких, как он, сразу хочется запечатлеть на холсте — пожалуй, мне в самом деле стоит это сделать, хотя в ближайшем будущем я вряд ли смогу надолго уединяться с холстом — для его портрета понадобится немало времени, спешить в случае с ним нельзя определенно, но теперь времени на это не будет.
Я не был голоден, уже был спокоен после ссоры с Виктором и убивать ради убийства мне не хотелось — мне просто понравился этот аромат, и я намеревался насладиться им и потому проследил за мужчиной до самого его дома, став свидетелем довольно банальной сцены расставания. Откровенно говоря, произошедшее было мне на руку — люди в паре не всегда охотно идут на физический контакт, а мне не хотелось набрасываться на него из-за угла — мне хотелось, чтобы все было по обоюдному согласию, чтобы к его повседневному аромату не примешивался страх — это было бы совсем некстати.
Мне понравились его самообладание и решительность, которые он проявил во время расставания, и удивил его выбор — изменник тянул едва ли на четыре балла, тогда как моя жертва — на девять, не меньше. Быть может, его бывший чувствовал эту разницу и подозревал, что ему изменяют — потому и изменял сам. Люди, едва чувствующие неуверенность в себе, совершают глупости, и иногда они непростительны. Но, опять же, мне это было только на руку, и я, узнав, где смогу встретить Доминика — к тому моменту, благодаря его бывшему, я уже знал его имя — отправился домой переодеться. Знакомиться с ним в нелепом наряде не было никакого желания — я надеялся произвести приятное впечатление, хотел понравиться ему, чтобы шансы уединиться с ним повысились.
Я уже был в баре, когда Доминик вошел внутрь и занял один из столиков — мне даже захотелось подсесть к нему, не дожидаясь его друга, но я отказался от этой мысли, решив дать ему возможность выговориться близкому человеку без свидетелей — освободиться от груза, чтобы он легче шел на контакт. В целом, тактика сработала — он высказался, но принялся жалеть себя, что было предсказуемо, но совсем меня не устраивало — слушать это было неинтересно, и я вмешался в их разговор.
Он узнал меня, когда я представился. Еще одна приятная деталь его личности, наряду с самообладанием и решительностью — он внимателен. И, как оказалось, весьма остер на язык, и это тоже мне понравилось — даже больше, чем просто понравилось — его дерзкие комментарии ни больше ни меньше возбуждали меня. Со мной давно никто так не говорил — даже в присутствии Виктора Плут выбирал выражения, опасаясь меня, не говоря уже о смертных, с которыми я имел дело: все они были либо моими жертвами, либо подчиненными, и никто из них не позволял себе того, что позволял Доминик. Я будто вышел из подвала с затхлым воздухом в морозный свежий день. Невероятное ощущение.
Его друг вскоре оставил нас — он наблюдал за нами до самого ухода, и его взгляды и улыбки убеждали меня, что я на верном пути, и что Доминику я нравился — не то, чтобы я не замечал этого сам, но подтверждение от того, кто знал Доминика лучше, было неплохим дополнением к собственной уверенности. Сам Доминик заметил отсутствие друга лишь спустя полчаса и тут же засобирался домой, будто осознав, что не может доверять себе, и заявил, что не намерен «трахаться» со мной, будто это действительно могло изменить мои планы на него. Но люди после расставания, тем более расставания из-за измены, весьма уязвимы и ими легко манипулировать — кому не хотелось отплатить за нанесенную обиду той же монетой? И Доминик в очередной раз доказал, что люди предсказуемы: он не стал упорствовать, когда я предложил проводить его, не стал возражать, когда я обнял его за талию, он сам предложил войти, когда мы дошли до его дома...
Во время этой небольшой прогулки я решил, что и вовсе не стану убивать его — это было бы кощунством, да и просто неблагодарностью — после того, как он, сам того не зная, встряхнул меня своей дерзостью. Я даже подумал продолжить знакомство с ним — по крайней мере, до тех пор, пока чувство новизны не пройдет.
Он поцеловал меня, едва мы переступили порог его дома. Он был таким жадным, нетерпеливым — вероятно, его бывший в последнее время вниманием его не баловал, тем более в спальне: его тело отзывалось на каждое прикосновение, на каждый мой поцелуй — и его эмоции не были наигранными в отличие от всех тех, кто в последнее время бывал в моей постели, и это тоже приятно удивляло. Похоже, он впервые за долгое время почувствовал себя желанным и будто в благодарность отдавался без остатка — я был доволен тем, что стал свидетелем подобной для меня редкости. Глядя в его темные от наслаждения глаза, слушая его стоны, сопровождающие мои движения в его теле, я уже знал, что не отпущу его, пока он будет таким, как в этот вечер: дерзким, искренним и настолько жаждущим меня.
Мне безумно хотелось продлить наше удовольствие, и это было бы возможно, не будь его нервная система такой несовершенной — с другой стороны, я стал свидетелем его невероятного оргазма, он даже подействовал на мой собственный оргазм, усилив его.
Лежа рядом с ним после, я пришел к выводу, что Доминик — до странного необычный человек. С ним все было иначе, и мне определенно не стоило ограничиваться одной ночью. Я даже подумал, что мог бы обратить его, если и дальше все будет так хорошо, как сегодня. Мысль показалась здравой, пусть и поспешной. Я устал от Виктора и его слепоты. Устал от Августы и ее любовных интрижек. Устал от познавшего гармонию Дэниела, ставшего от этого невыносимо скучным. Я устал от всех своих старых друзей и знакомых, а тем более — от людей, пытающихся выклянчить у меня бессмертие. Новообращенный Доминик помог бы отвлечься от всего этого и, возможно, даже дать возможность соскучиться, пока я был бы занят его обучением, помощью в приспособлении к новой жизни. Да и кто знал наверняка, что все на этом закончится? Мне нравилась мысль о компаньоне — таком, который будет искренен со мной, кто не станет пресмыкаться. Равном мне.
Доминик отвлек меня от размышлений, перевернувшись на бок и отвернувшись от меня, и я не сдержал желания прикоснуться к его горячей и влажной спине, подумав, что был бы совершенно не против просыпаться рядом с таким, как он, каждое утро. И даже стал надеяться, что все сложится именно так, как я только что себе представил. Необычная сентиментальность для меня, но, опять же, весь вечер с Домиником был необычным.
А дальше случилось очень странное — он прошептал, что хотел бы, чтобы эта ночь стала последней. Не припомню, чтобы я слышал подобные слова после секса, но не удержался от вопроса, который задавал множество раз, пусть и совсем с другими намерениями. И он ответил, что хотел бы провести свои последние секунды в моих объятиях. Наверное, даже если бы я намеревался убить его после его ответа — я бы не смог, услышав такое обезоруживающее признание.
Быть может, его желание переспать со мной не было продиктовано лишь жаждой мести, быть может, его слова в баре, что он считал меня красивым, не были просто словами, и он в самом деле испытывал симпатию. Я был бы совершенно не против, если бы все это оказалось правдой.
Сантименты подействовали на меня, и я обнял его, а он неожиданно развернулся в объятии и поцеловал меня — так отчаянно, цепляясь за меня, будто точно знал, почему я задавал такой вопрос тем, с кем только что переспал, но я был совершенно уверен, что мы с ним никогда прежде не встречались, и вероятность, что он что-то знал обо мне, была сведена к нулю. И все же целую секунду я был абсолютно растерян, но мгновение спустя мысли, которые крутились в моей голове до нашего короткого диалога, вернулись, и я красочно представил возможное будущее, и оно казалось лишь светлей после его признания. И это было восхитительно — в самом деле. В представленном будущем я был счастлив, свободен и спокоен — я даже смерти Филлипа не желал так сильно, как того, чтобы это будущее стало реальностью. Я никогда прежде не грезил о светлом будущем, никогда не представлял ничего подобного, меня никогда не тяготило мое одиночество, но едва эта картина возникла в моей голове — я не смог отринуть ее и вдруг почувствовал угнетающую пустоту и даже ужас от той жизни, которую вел до сегодняшнего дня. И я решил, что любым способом воплощу представленную картину в реальность — я целовал Доминика и уже составлял план по его завоеванию, чтобы шаг за шагом приблизиться к увиденному в моем воображении.
В какой-то момент Доминик оттолкнул меня и зашелся в кашле, и только тогда я почувствовал этот привкус во рту. Сам того не желая, я дал ему свой яд в поцелуе и даже не заметил этого. Нет, я хотел, чтобы все закончилось именно так, но в отдаленной перспективе, когда он будет готов к этому и сам захочет провести со мной остаток вечности.
Я смотрел на задыхающегося Доминика, понимая, что теперь уже поздно что-то менять, и мне придется столкнуться с теми или иными последствиями, но возможность, что все будет именно так, как я представил, никуда не делась, так что я был намерен использовать все шансы, чтобы получить то, что так сильно возжелал.
Доминик попытался встать, царапая свое горло, и я остановил его, заставляя лечь обратно на подушки — он стал сопротивляться и пинаться, но он никогда не будет в состоянии побороть меня, и уж тем более не когда мой яд растекался по его венам. Очень скоро ему стало не до попыток высвободиться — его взгляд расфокусировался, дыхание участилось вместе с сердцебиением, и я отпустил его, сев рядом и не сводя с него взгляда. Я много раз был свидетелем обращения, но никогда не чувствовал подобного волнения — наверное, так чувствуют себя родители, впервые беря в руки свое дитя. Я чувствовал себя творцом — ни одна картина, ни одно музыкальное произведение, написанные мной, не вызывали подобных эмоций. Без сомнений, это был лучший момент в моей жизни, и вряд ли он когда-нибудь повторится...
Через пару минут Доминик потерял сознание, но его сердце продолжало быстро колотиться — уже было сложно отличить один удар от другого, а его дыхание давно стало поверхностным и вряд ли хоть сколько-нибудь помогало ему. Я стал ждать, в какую часть мозга яд проникнет раньше, и что остановится первым. Выиграло сердце — его удары резко снизились в частоте, и вскоре вовсе прекратились на фоне тяжелого, хриплого дыхания, пока и оно не завершилось слабым, едва заметным последним выдохом в завершившейся человеческой жизни Доминика.
Я принялся считать секунды, вдруг испугавшись, что его организм не выдержит обращения — это было маловероятно в его возрасте, но, тем не менее, возможность существовала, и каждая проходившая секунда неумолимо приближала ее, но спустя семь секунд его сердечные мышцы сократились — без единого намека на то, каким слабым казалось сердце в последние секунды его человеческой жизни, и после двух ударов восстановилось и дыхание — ровное и глубокое, а к коже Доминика вернулся естественный цвет, и лицо перестало казаться осунувшимся и безжизненным. Царапины, оставленные им самим на горле и груди медленно исчезли, не оставляя за собой ни следа, его глаза под веками двигались, будто ему что-то снилось, и я улыбнулся, отметив, что его аромат едва уловимо изменился — в нем появился до боли знакомый мне оттенок. Доминик совсем немного, буквально на тысячную долю от его собственного аромата, пах мной — я и не думал, что это может быть так приятно — осознавать, что крохотная частица меня всегда будет присутствовать в нем.
Он все еще спит, когда я пишу эти строки, и проспит еще долго, а я уже в нетерпении. Не могу дождаться, когда он проснется, и я смогу вместе с ним начать новую главу жизни — его и моей собственной. День с утра не задался, но я рад, что он закончился так, как закончился — я впервые за долгое время смотрю в будущее с надеждой. Элеонор гордилась бы мной...

Ледяной душ

Ледяной душ
Самый "ленивый" кусочек, но очень важный в повествовании. Долго думала, стоило ли открывать такую карту, как возраст мистера Беллами, но в итоге решилась. Все же отношения в паре изменились и все такое...
POV Доминик

Я сижу в его кабинете и листаю один из многих дневников, прочитывая отдельные моменты полюбившегося мне отрезка его жизни. Не сказать, что хоть один период его жизни был скучным или неинтересным для меня, но все же у меня имелись свои фавориты: крохотное происшествие и неудачная охота в начале его жизни после перерождения, приведшая к Великому лондонскому пожару — конечно, ему было плевать на известность Потрошителя, когда он был причиной события такого масштаба; встреча со мной и объяснение его поступка; первые пять совместных с ним лет, из которых я узнал, что Мэттью может залихватски ругаться — он поносил меня на страницах дневников такими выражениями, каких я никогда не слышал из его уст; те несколько дней, когда он уже знал, где жил Филлип и готовился к встрече с ним, и его казнь — это каждый раз я читаю с упоением, и, пожалуй, эти страницы мне никогда не надоедят; наш отдых на Мальдивах, который оказался памятным для нас обоих, когда он едва не признался мне в чувствах во время секса — за все те годы ближе к признанию он был только в день тридцать пятой годовщины моего обращения; и расставание, когда он был ошеломлен моим предложением найти себя — он едва вынес те две недели форы, которые всегда давал мне. Я ничего не мог поделать с тем, что большинство любимых моментов были связаны с нашими отношениями, но, думаю, все дело в том, что шел лишь пятый месяц с момента, как он отыскал меня, и наши отношения приняли совершенно иной вид — мы, как два влюбленных подростка, что забавно, учитывая, сколько нам лет.
Я раскуриваю сигару, которую взял с собой из библиотеки, и потягиваю виски, в очередной раз перечитывая его самолюбование, когда он подводит итоги Великого лондонского пожара, уже понимая, что одна лишь неудачная охота, небольшое недоразумение — и он запечатлел себя в истории не только Великобритании, но и всего мира. Подобные его размышления и нахваливания самого себя одновременно и забавны и умилительны — никак иначе к его детскому восторгу от занятого места в истории относиться не выходит.
Неожиданно, меня выдергивают из красочных описаний понесенных потерь и количестве жертв резким писком и молниеносным движением захлопнувшихся металлических ставней, закрывших шкаф с дневниками — я едва не подскочил из кресла от неожиданности. Хотя вряд ли то, что закрыло шкаф можно назвать ставнями — скорее две половины толстенной стены, но и дальше размышлять на тему, что это было и почему случилось, не приходится — на меня обрушивается ледяной дождь, и я инстинктивно прижимаю к себе дневник и закрываю его собой, все же подскакивая с кресла и торопясь к выходу из кабинета. Но не тут-то было — двери заблокированы похожей металлической стеной, как и окна, и я понимаю, что я в ловушке, и что помимо ледяного дождя заработала вентиляция, отчего кислорода в кабинете с каждой секундой становилось все меньше. Не то чтобы это было проблемой, но отсутствие возможности дышать никогда мне не нравилось.
– Мэттью! – кричу я, стуча по металлической стене, где прежде была дверь, и слышу его приглушенные шаги. – Мэттью, вытащи меня отсюда!
Через пару мгновений дождь заканчивается, и стена, блокирующая дверь, отъезжает в сторону, а я встречаюсь взглядом с ошеломленным Мэттью.
– Помнится, ты говорил, что тебе плевать, если сгорят твои дневники, – сдув холодную каплю с носа и облизнув мокрые губы, произношу я и протягиваю ему дневник — в его руках он явно будет суше, нежели в моих — я, кажется, промок насквозь.
– Я надеялся, это исключит твою попытку сжечь их, – хмурится Мэттью, взяв дневник и внимательно оглядев его, и меня его слова и осмотр дневника немало задевают.
– Я курил сигару, – направляясь к нашей спальне, заявляю я. – Ты в самом деле думаешь, что я могу их сжечь? – оглядываясь на него, оскорбленно спрашиваю я, но не дожидаюсь ответа и вхожу в спальню, принимаясь переодеваться.
Мэттью входит следом, держа в руках дневник, и молча наблюдает за мной.
– Я бы никогда так не поступил с тобой, даже в те годы! – Под «теми годами» мы оба подразумеваем десятилетия моей ненависти к нему, которые ни он, ни я стараемся не упоминать лишний раз, но сейчас я раздражен и обижен его замечанием, а потому не особенно слежу за речью. – Поверить не могу, что ты настолько мне не доверяешь!
– Если бы не доверял — не позволил бы увидеть записи, связанные с тобой, – тихо заметил он, положив дневник на тумбу у кровати.
Я смотрю на него, замерев, и вздыхаю, понимая, что задел его ничуть не меньше.
– Прости, – качаю головой я, собирая в кучу мокрые вещи.
Он ничего не отвечает, а его ладонь ложится на мою влажную обнаженную поясницу, и я выпрямляюсь, вновь встречая его взгляд.
– Набрать ванну, чтобы ты согрелся? – чуть улыбается он — лукавый взгляд выдает его, но я делаю вид, что ничего не заметил, и легко улыбаюсь, кивая:
– Да, пожалуйста.
Он выходит из спальни, и я бросаю ему вдогонку, не выдержав:
– И не делай вид, будто обо мне заботишься, а не трахнуть в ванне желаешь!
– Я даже и не думал! – наигранно оскорбленно отзывается он, и я смеюсь:
– Да... как же... – и заканчиваю ласковым тоном: – мерзавец.

Не вместе

Не вместе

Мэттью представления не имел, зачем приехал к Виктору — то есть, он знал, просто не понимал, почему все же решил потакать своим желаниям. Тем более таким. В прежние времена он бы даже не задумывался над правильностью или неправильностью своих желаний — он бы просто приехал и получил то, что хотел. Но это было в прежние времена. Прежние времена... Мэттью отчасти даже скучал по годам, когда мог делать все, что ему вздумается.
– Здравствуй, Мэттью.
Тем, кто плохо знал Виктора, могло бы показаться, что он поздоровался надменно, но с Мэттью знакомы они были несколько столетий, и он всегда мог точно расслышать искренние нотки в голосе Виктора.
– Добрый вечер, – чуть улыбнулся Мэттью, посмотрев в его глаза.
Виктор окинул его взглядом и чуть нахмурился, присаживаясь на диван рядом:
– Ты неважно выглядишь.
– Вот как? – саркастично хмыкнул Мэттью.
– Это из-за него? – не обратив внимания на его тон, с участием поинтересовался Виктор.
– Нет, из-за мирового финансового кризиса — я беднею с каждой секундой, – едко ответил Мэттью, и Виктор фыркнул.
– Так ты еще и от отсутствия секса страдаешь. Не понимаю, почему для тебя так важно хранить верность.
– Я изменял Констанс с Филлипом — до сих пор не могу простить себе это, – солгал Мэттью, но Виктор знал его слишком хорошо, чтобы поверить.
– Ему ты тоже так неубедительно лжешь? – приподнял бровь он. – Странно тогда, что он до сих пор так слеп.
– Во мне не так много из того, что он желает видеть в человеке рядом с собой.
– Но и не так мало? – уточнил Виктор.
– Недостаточно — для него, – пожал плечами Мэттью.
– Возвращаясь к предыдущей теме — теперь вы не вместе, хранить верность нет смысла.
Мэттью не думал об этом с подобной точки зрения. С другой стороны, он совершенно не чувствовал себя свободным от Доминика — с кем бы тот ни проводил свои ночи, Мэттью считал, что они все еще вместе. Он не намеревался соглашаться на меньшее. Он не сдастся, как и изначально планировал, еще только обдумывая возможное будущее рядом с Домиником после их самого первого секса. Доминик был неравнодушен к Мэттью — он это чувствовал: в каждом взгляде, в каждом прикосновении, в каждом мгновении во время секса. Да, он был обижен, он, возможно, даже ненавидел Мэттью, но это определенно не было единственным его чувством по отношению к Мэттью, так что сдаваться и пускать все на самотек Мэттью не собирался, пусть это и значило одно из двух: либо Мэттью дожмет его до одного чувства, либо до другого. Сейчас, после стольких лет рядом с Домиником, Мэттью готов был идти до конца — или все, или ничего. Он не представлял, как будет жить, если ничего не получит, если в Доминике возобладает ненависть, но старался не думать об этом, потому что даже те обрывочные мысли, которые все же проскальзывали в сознание Мэттью, его совсем не радовали.
Из мрачных мыслей его вырвало прикосновение: Виктор, уже стоящий позади него, скользнул ладонью по шее Мэттью и ненавязчиво заставил откинуть голову на спинку дивана. В его руке были два стакана с виски, но он склонился и накрыл губы Мэттью поцелуем, и Мэттью ответил — он ведь сам этого хотел, он за этим приехал к Виктору. Ладонь скользнула вниз, под рубашку Мэттью, и он тут же остановил Виктора и завершил поцелуй.
– Прости, – отводя взгляд, тихо произнес Мэттью.
– Не извиняйся, – бесстрастно ответил Виктор и попытался убрать руку, но Мэттью отпустил его не сразу: ему безумно хотелось близости кого-то, кому он доверял, раз он не мог быть с тем, с кем ему действительно хотелось быть, но Виктор не позволил задержать себя надолго. – Неплохо он тебя охомутал, – хмыкнул Виктор и легко сжал плечо Мэттью — он недовольно глянул на него, и Виктор чуть улыбнулся, снова присаживаясь рядом и протягивая Мэттью стакан: – Это не оскорбление. На самом деле, я думаю, это даже к лучшему.
– Вот как?
– Да, – подтвердил Виктор. – Он немало изменил тебя, и это замечательно. Мы каменеем, когда не меняемся, а для перемен нужен толчок, нужна мотивация — нужен кто-то, ради кого хотелось бы измениться. Я рад, что он появился на твоем пути. Знаю, ты недолюбливал Адама, и я вел себя отвратительно в те годы, и я не устану просить за это прощения, но я на мгновение почувствовал себя другим человеком — и это было лучшее, что случилось со мной за последние лет пятьдесят. Что бы я ни думал о нем сейчас, как бы все ни закончилось, я рад, что встретил его. И рад, что ты встретил Доминика.
– А я как рад, – вздохнул Мэттью и сделал глоток виски.
Виктор усмехнулся и вновь коснулся его плеча:
– Он будет глупцом, если в конечном счете не сдастся тебе.
– Не знаю, что буду делать при ином раскладе, – пробормотал Мэттью, глядя в свой стакан.
– Не забегай вперед, друг мой. Ваше знакомство было неожиданным, его обращение было неожиданным — развязка будет такой же, я уверен.
Мэттью вновь тяжело вздохнул и кивнул. Он очень надеялся, что все будет именно так, в ином случае...
– Ты столько бегал за ним — не пробовал продемонстрировать безразличие? – прервал его размышления Виктор.
– Он только и ждет, чтобы я оставил его в покое, – покачал головой Мэттью. – Он будет только рад — а я...
– Не будь таким пессимистом. К тому же, ты лучше меня знаешь психологию людей. Чем больше навязываешься — тем больше желание отстраниться, избежать встречи. Дай ему возможность отдохнуть, соскучиться по тебе — по вам — а потом предложи свое внимание. Уже только это даст тебе верный ответ, чего ждать от будущего.
Мэттью поджал губы, и Виктор заставил его посмотреть в свои глаза.
– Ты боишься узнать ответ?
– До безумия, – чуть слышно признался Мэттью.
– Прекрасно, – улыбнулся Виктор одной из тех своих улыбок, какие очень редко демонстрировал в обществе — широкой и искренней. – Я очень рад за тебя.
Мэттью его восторгов и настроения совершенно не разделял. Что, если окажется, что Доминику все равно? Что, если он бросит Мэттью, как ненужную вещь, заменив его щенком? Что, если?.. Что, если?..
– Мэттью... – пальцы Виктора с его подбородка вновь опустились на шею, и он обвел подушечкой яремную впадину в вырезе расстегнутой на две верхние пуговицы рубашки. Мэттью сглотнул и прикрыл глаза. Они не вместе — сейчас они не вместе, у Доминика был щенок, которого он наверняка трахал каждую ночь, который наверняка трахал и Доминика, и Мэттью был свободен, и ему хотелось близости до боли и навязчивых мыслей...
Они не вместе.
Пальцы Виктора скользнули ниже и достигли края, где сходились две половины рубашки, и расстегнули еще одну пуговицу...
Они не вместе.
Еще одна пуговица выскользнула из петли...
Они не вместе.
Мэттью почувствовал движение рядом с собой и следом — легкий, почти невесомый поцелуй под ухом, и только он породил электрический разряд, поразивший все тело...
Они не вместе.
Не вместе...

Daniel

Daniel

– ...В общем, Виктор все еще злится на меня, и я подумал, что мы могли бы составить компанию друг другу, – беспечно произнес Мэттью, и Дэниел удивленно посмотрел на него.
– Я вообще не думал, что ты объявишься в Лондоне. Говорят, ты потерял сон и всюду ищешь своего беглеца?
– Ищу, но это не значит, что я не могу отдохнуть от нашей игры и развеяться в кругу друзей, – пожал плечами Мэттью.
– И что в нем такого особенного? – усмехнулся Дэниел. Видеть Мэттью — одиночку, который никогда не позволял чувствам взять вверх, бегающим по всему миру за юным вампиром, который не желал его знать, было забавно. И очень странно — Дэниел никогда бы не подумал, что нечто подобное может случиться с Мэттью, и он станет вести себя, точно влюбленный мальчишка.
– Он не боится меня, – неожиданно откровенно ответил Мэттью. – Не пресмыкается. С первого дня знакомства он не перестает дерзить, и это так освежает.
– Тогда к черту, я не поеду с тобой к Августе, – рассмеялся Дэниел. – Раз с некоторых пор тебе нравится, что тебе перечат.
Дверь в кабинет Дэниела открылась, и в комнату вошел его новый сотрудник с подносом с двумя чашками чая на нем, сахарницей и кувшином со сливками. Дэниел сдержал улыбку, наблюдая, как мальчишка нес поднос одной рукой, и пытался представить, как же много чая он донесет до стола. Будет просто прекрасно, если он не удержит поднос в руке и разольет все это на Мэттью.
– Ваш чай, – тихо произнес он, поставив поднос на край стола, и Дэниел кивнул, искоса наблюдая за реакцией Мэттью — тот приподнял брови, окидывая мальчишку с ног до головы оценивающим взглядом, и посмотрел на Дэниела.
– Это что за ребенок?
– Меня зовут Мо, – отозвался он, но Мэттью проигнорировал его, продолжая вопросительно смотреть на Дэниела.
– Теперь в твоем прейскуранте и дети? – спросил Мэттью.
– Я не ребенок, – упрямым тоном возразил Мо, и Дэниел все же улыбнулся, заметив, как Мэттью, недовольно поморщившись, перевел на него взгляд.
– Тебе сколько, десять?
– Четырнадцать, – поправил Мо.
Мэттью расхохотался и снова посмотрел на Дэниела.
– Ты рехнулся, друг мой.
Дэниел хмыкнул и перевел взгляд на Мо.
Быть может, Мэттью был прав...

– Дэниел, тут просят твоего внимания, – в кабинет заглянул Тим, и Дэниел поднял взгляд от экрана компьютера.
– Кто?
– Не знаю. Возможно, твой потерянный ребенок, – усмехнулся Тим, глянув за спину. – Какой-то мальчишка. Потрепанный. Пустить?
– Чего он хочет?
– Он не сказал. Чего тебе? – не очень вежливо спросил Тим, обернувшись. – Говорит, что хочет поговорить.
– Очень информативно, – вздохнул Дэниел и откинулся на спинку кресла. – Впускай, или мы не закончим этот глупый разговор.
Тим открыл дверь шире и пропустил подростка — он не солгал насчет возраста, тому и правда было не больше пятнадцати. Темные волосы, огромные серые глаза, по-детски припухлые губы, худощавое телосложение, каким оно обычно и бывает у подростков — угловатый и непропорциональный, с торчащими ключицами, плечами, скулами — всеми теми костями, что у нормального здорового взрослого сглаживались мышцами.
– Ну, здравствуй. Я знаю тебя? Если ты пришел в поисках родителя, то я должен тебя разочаровать — я не выдаю информацию о своих сотрудниках без официальных запросов.
– Нет, я... Здравствуйте, – тихо поздоровался парень, проходя в кабинет и останавливаясь у кресла.
– Садись, – кивнул на кресло Дэниел. – Так в чем дело? – спросил он, внимательней оглядывая одежду мальчишки — Тим не соврал и об этом, одежда и правда оказалась поношенной, а рубашка была явно несвежей.
– Я... я хочу работать у вас, – чуть слышно произнес парень и сел, сцепив руки в замок на коленях и опустив взгляд.
– Прости? – усмехнулся Дэниел, отмечая, как колотилось сердце у мальчишки и как сильно он покраснел после своих слов.
– Хочу работать, – повторил он громче, всего на мгновение встречая взгляд Дэниела.
Дэниел не знал, как отреагировать на подобное заявление — кроме смеха. Мальчишка ведь не серьезно желал работать проституткой?
– Хочешь здесь работать? – повторил Дэниел, отсмеявшись. – Хочешь, чтобы потные, сальные мужчины тискали тебя и толкали свои члены во все непригодные для этого места? – спросил Дэниел и заметил, что парень еще ниже опустил голову, но Дэниел даже со своего места чувствовал жар, исходящий от его лица. – Иди домой, твои родители скоро перестанут злиться и вернут все гаджеты.
– Их больше нет. И дома у меня тоже больше нет, – горько ответил парень, и Дэниел нахмурился. – Я не хочу в приют и не хочу в другую семью, – он посмотрел на Дэниела со стоящими в глазах слезами. – Я хочу работать здесь — пусть делают, что хотят, какая уже разница?.. – он разрыдался, закрыв лицо руками, а Дэниел сжал руки в кулаки, привлекая все свое самообладание, едва он понял, почему глупый мальчишка решил избрать такую профессию для себя.
Он нажал на кнопку вызова на селекторе, и в дверях через полминуты вновь появился Тим, удивленно уставившись на плачущего парня:
– Ты довел его до слез за две минуты?
– Замолчи, – огрызнулся Дэниел. – И принеси салфетки и стакан воды.
Тим, в одно мгновение приняв серьезный вид, исчез за дверью, а Дэниел вновь посмотрел на темноволосую макушку напротив себя, сотрясающуюся от рыданий, и поднялся со своего места, обходя стол и осторожно касаясь хрупкого плеча.
– Это не вариант и тем более не выход, – тихо произнес Дэниел и легко погладил парня по спине, но тот дернулся и злобно посмотрел в его глаза, утирая мокрые щеки:
– Да что ты знаешь?..

продолжение в комментариях

запись создана: 17.09.2017 в 12:42

@темы: BellDom, fanfic, фанфик «Hide and Seek», muse

---

Автор: batkondrat
Название: Новая жизнь
Пэйринг: BellDom
Рейтинг: NC-17
Жанр: слэш, AU, омегаверс, первый раз, hurt/comfort, age difference
Размер: мини
От автора: Я совсем не фанат жанра омегаверс, но как и с жанром МПрег - это должно было когда-то случиться. Я просто должна была это попробовать, хотя наверняка упустила какие-то канонные моменты жанра, простите мне это. Откровенно говоря, весь текст писался ради одного конкретного абзаца - уж слишком хотелось открыто поразмышлять на эту тему, тк в тех немногих текстах, которые читала, этот момент как-то не освещался - то ли от скромности и смущения авторов, то ли от их желания просто написать страстный и длинный ПВП. Ни то, ни другое не осуждаю, но чистое ПВП мне уже не интересно, а о скромности и смущении я давно забыла, потому да, небольшое предупреждение, наверное, не помешает - в тексте местами без прикрас говорится об анатомии и физиологии.

Часть первая

Жаркое июльское солнце нещадно палило последние четыре часа, что после ливня прошлой ночью превратило город в аквариум, что в свою очередь не позволяло испаряться поту с кожи, и он просто стекал вниз, усиливая желание вернуться домой и встать под прохладный душ.
Мэтт почувствовал каплю пота, стекающую вниз по позвоночнику, и прижался спиной к спинке стула, стараясь подавить зуд, оставшийся после капли, впитавшейся в футболку. Он наморщил нос и посмотрел на стоящий перед ним ванильный молочный коктейль, который ничуть не помогал охладиться.
И какого черта он принял предложение Тома погулять?..
Его друг сидел напротив и, кажется, вовсе не страдал от невыносимой влажности, потягивая свой молочный коктейль и разглядывая проходящих мимо горожан и их детей. Мэтт последовал его примеру, но тут же едва не простонал, увидев носящихся друг за другом раскрасневшихся детей.
– Я иногда завидую омегам.
Мэтт удивленно посмотрел на своего друга, пытаясь понять, не ослышался ли он. Никто не завидовал омегам — их жизнь была далека от нормальной, и даже таблетки, подавляющие течку, не всегда действовали, как надо, что иногда приводило к отвратительным сценам, вроде секса в общественном месте с первым попавшимся альфой, а иногда — альфами.
Том пожал плечами и снова перевел взгляд на слоняющихся горожан:
– Множественный оргазм — это должно быть классно.
– Залететь от первого попавшегося альфы тоже должно быть классно, – прищурился Мэтт и все же взял в руки влажный от конденсата стакан с коктейлем и сделал пару глотков, потянув его из трубочки. Его взгляд наткнулся на мужчину, сидящего за соседним столом небольшого кафе на открытом воздухе, и Мэтт тут же поставил стакан с коктейлем на место, заметив, как мужчина посмотрел на его губы и плотоядно ухмыльнулся.
Отвратительно.
– Я не говорю о том, что хочу быть омегой или хочу получить все их «суперспособности» — я просто говорю, что это должно быть классно.
– Я буду молиться, чтобы в тебе проявилась сущность омеги, – злорадно хмыкнул Мэтт, чем заслужил толчок под столом.
– Из нас двоих — скорее ты станешь омегой, нежели я, – усмехнулся Том, и Мэтт нахмурился, отводя взгляд.
Том был прав — он не особо походил на классических альф, но и вряд ли станет омегой, а вот Мэтт, каждый раз глядя на себя в зеркало по утрам, все больше убеждался, что однажды его накроет диким сексуальным желанием, и он позволит трахнуть себя любому, кто будет поблизости. Или просто станет трахать себя всем, что хоть отдаленно будет напоминать член — он слышал дикие истории на эту тему, вроде того, как один омега, доведенный до отчаяния от неконтролируемого желания, повредил себе внутри все настолько, что его не успели спасти и он истек кровью. Чем он себя трахал Мэтт даже не хотел представлять и потому, чтобы не закончить как тот несчастный, Мэтт уже давно приобрел «набор омеги», содержащий в себе не только несколько дилдо разного размера с присосками и возможностью с помощью насоса создавать узел, но и краткую инструкцию для омег, в которой, помимо предложений по использованию дилдо и лучших поз для мастурбации, содержались советы как предвидеть следующую течку.
Мэтт, как и многие его сверстники, первое время без конца обсуждали обследование, которое предлагали пройти в городской больнице — с его помощью можно было узнать, какова вероятность проявления того или иного статуса, но немногие отважились проходить его, даже те, чьи родители давали на это согласие. Узнать, что ты однажды станешь чьей-то сукой, страшились абсолютно все, хотя, конечно же, в школе на уроках сексуального просвещения все те годы, что этот предмет входил в обязательный список занятий, их не переставали заверять, что отношения пары альфа-омега куда ярче на эмоциональном уровне, нежели простая влюбленность. Никто в это не верил — слишком часты были случаи, когда альфы не просто заботились о своих омегах в отношениях, но и полностью подавляли их личность и те в конечном счете становились кем-то вроде сексуальных рабов и инкубаторов для детей альфы по совместительству. Учителя в школе никогда ни о чем таком не говорили и старались максимально быстро уйти от темы, если кто-то из учеников ее поднимал, будто это было чем-то запретным. Некоторые даже открыто заявляли, что организации, пытающиеся помочь омегам в таком положении, должны «одуматься», ведь они пытались разрушить союз, на котором настояла сама природа. Мэтт иногда думал, что подобные заявления звучали не по воле учителей — на них скорее всего настаивали в Министерстве образования, практически все должности в котором занимали альфы.
– Больше не думал пройти обследование?
Мэтт посмотрел на Тома и покачал головой, не желая признаваться, что отец запретил ему даже думать об этом.
– А ты?
– Если честно, в последнее время постоянно думаю о том, чтобы пройти, – поморщился Том. – Даже родителей уже уговорил — не понимаю, почему я не имею права сам решать, что делать со своим телом до двадцати одного года? Это же мне жить с ним! – возмутился он, но Мэтт ничего не ответил — Том явно не ожидал его комментариев. Том вздохнул и снова поморщился: – Иногда просто тошно от мысли, что, если я все же окажусь омегой, меня заклеймит какой-нибудь парень, и мне до конца жизни придется подставлять свою задницу. Я не говорю уже обо всем остальном, что меня ждет в таком случае.
Мэтт закусил губу и принялся пальцем стирать конденсат со стакана с коктейлем. Он был не против отношений с парнем — в любом их проявлении. Куда больше его страшила возможность «раствориться» под гнетом альфы — если учесть, что он не будет долго мучиться с поиском того, кто его заклеймит, или истинного, но вероятность последнего была гораздо меньше.
– И после этого не могу выбросить из головы Чарли Кента, – добавил Том, и после его слов Мэтт встревоженно посмотрел на него.
В городе все знали Чарли — может, не лично, но точно не было человека, который не знал этого имени. Пару лет назад Чарли Кент бросился с утеса сразу после того, как закончилась первая в его жизни течка. Он просто не смог смириться с этим, как, скорее всего, и с тем, что его все четыре дня трахали пять альф, которых он едва знал, и которые в итоге избежали наказания. И за изнасилование — ведь омега был течным, они лишь помогали ему, да и вообще, он сам виноват, что не предусмотрел такую возможность, и за доведение до суицида — доказательств, как оказалось, было недостаточно.
Это было еще одной причиной, почему все боялись, что окажутся омегами — как бы альфы ни пытались убедить всех, что каждая омега под их защитой, в реальности дела обстояли иначе, и почти всегда альфы в суде выходили сухими из воды.
– Да нет, идиот, не думаю я, что нырну с утеса вслед за ним, просто само понимание, насколько я буду беззащитным, отвратительно, – заметив взгляд Мэтта, произнес Том.
– И что тебе даст обследование?
– Все еще есть вероятность, что я избегу всего этого и останусь собой нынешним, за рамками альфа-омежьего беспредела природы.
– Или, выйдя с результатами, ты станешь ждать, когда тебя накроет первой течкой.
Том снова пнул его под столом, и Мэтт улыбнулся, вытягивая ноги и глядя на свои худые щиколотки. Обычно он старался избегать одежды, которая бы открывала его ноги, но сегодняшняя погода заставила его передумать, и он выбрал шорты, в которых ходил только дома. Теперь даже его колени были видны, и это отчего-то смущало его — возможно, из-за взглядов альф, которые те то и дело бросали на него и его ноги. Иногда он думал, нет ли у альф какого-то чутья, помогающего им разглядеть в еще не переродившемся человеке будущую омегу? Такая возможность пугала его, учитывая, сколько взглядов альф он получил только за сегодняшний день.
– Сходишь со мной?
– Давай, – пожал плечами Мэтт. – Забавно то, что даже если ты выйдешь из кабинета с заверениями, что тебе не быть омегой — в твоей заднице побывает посторонний предмет. Пусть не член, но все же, – улыбнулся Мэтт.
– Зато я буду уверен — в последний это раз или нет, а вот для тебя он наверняка оказался бы первым среди многих, – отбил Том.
Мэтт хотел ответить на это колкостью, но его отвлек приятный аромат — то ли духов, то ли чьего-то одеколона, и он потерял мысль и вдохнул его полной грудью, чуть улыбнувшись. Ему показалось, что он никогда прежде не встречал такой аромат — а сейчас, когда его окружали запахи еды быстрого приготовления, воды из залива, пота и переполненных тестостероном альф — он казался самым прекрасным, который Мэтт вообще встречал. Он вновь вдохнул полной грудью, ненадолго задерживая дыхание, пытаясь напитаться им, но вскоре выдохнул — только для того, чтобы вновь, но уже медленней, втянуть аромат, наслаждаясь им. И где-то между вторым и третьим вдохом он почувствовал трепет и одновременно с этим необъяснимую почти болезненную волну, скатившуюся по его телу вниз — и там и оставшуюся, но не исчезнувшую — она, словно печь, разогревала тело изнутри, и Мэтт едва сдержал стон от осознания, что ему становилось еще жарче, чем прежде.
– О боже, детка, – протянули со стороны, и Мэтт встретил взгляд того самого мужчины, что бесстыдно разглядывал его. Он поднялся со своего стула, и Мэтт нахмурился, секунду игнорируя собственные переживания и сосредотачиваясь на поведении незнакомца.
– Даже не смей, – прошипел новый голос, и Мэтт обернулся, увидев рядом с собой другого мужчину, тут же почувствовав себя таящим куском льда на сегодняшнем жарком солнце. Первая мысль Мэтта, пришедшая в голову, едва он глянул на него, была: «Я хочу от него детей». Он был безупречен — Мэтт не видел в нем ни одного изъяна, а его светлые волосы, как и едва заметные веснушки ассоциировались у Мэтта только с солнцем — жарким, горячим, лучистым солнцем, и, даже несмотря на недавние муки Мэтта от жары, ему хотелось обнять незнакомца руками и ногами, лишь бы ощутить исходящий от него жар. И, боже, это именно от него так приятно пахло — настолько, что кружило Мэтту голову.
– Хочешь помериться силами? – усмехнулся тот мерзавец, что все время нахождения здесь пялился на Мэтта.
– Я разорву тебе глотку — и никто меня не осудит, – холодно бросил блондин, и Мэтт улыбнулся. Божественный голос...
– Мэтт, пойдем отсюда, – тихо произнес Том, и Мэтт тут же ощутил ладонь на своем плече.
– Он никуда с тобой не пойдет.
Том бросил испуганный взгляд на новопришедшего, но Мэтт даже не попытался отстраниться — властное прикосновение было настолько приятным, что Мэтта пробрала дрожь, а о Томе он и думать забыл, сосредотачиваясь на ладони на своем плече. Он поднял голову и встретился взглядом с серыми глазами, снова подумав, насколько тот прекрасен.
– Поехали ко мне? – чуть улыбнулся незнакомец, и Мэтт активно закивал, поднимаясь, не в силах вымолвить ни слова.
– Мэтт! – воскликнул Том, подскакивая со своего места.
– Отвяжись! – прошипел незнакомец, приобнимая Мэтта за талию, и он почувствовал себя лужицей, оставшейся после льда и испаряющейся на солнце. – Идем скорей, – прошептал он на ухо Мэтту, и по его телу побежали мурашки, а жар внизу живота стал почти нестерпимым и даже болезненным. – Мэтт, значит? – улыбнулся он, подводя Мэтта к припаркованной темно-красной машине ярдах в десяти от кафе. – Дом, приятно познакомиться. – Он открыл пассажирскую дверь, и заставил Мэтта сесть на сидение, отчего он простонал — и от потери контакта, и от того, что в такой позе боль стала сильней.
– Больно, – прохныкал Мэтт и постарался вытянуться на сидении, а Дом, быстро обогнув машину, сел рядом и погладил его колено.
– Знаю, родной, знаю. Потерпи немного. Не дыши глубоко — станет только хуже, – предупредил он, заводя мотор и открывая все окна в машине. – Здесь недалеко, скоро будем дома.
Мэттью постарался следовать его совету, но его тело не слушалось — он каждый раз вдыхал, будто это был последний вдох, и от этого все его тело пронзало болью, нестерпимой жаждой и неудовлетворенностью. И только когда он почувствовал влагу между ног, он осознал, что случилось — и испугался. Всего сразу — и того, что согласился поехать с первым встречным, и того, кем он все-таки оказался. Господи боже, принадлежать, потерять себя, раствориться под натиском желаний альфы... Его разум настойчиво требовал открыть дверь и выскочить из машины прямо на ходу, но тело под действием гормонов и запаха альфы требовало прямо сейчас оседлать его и потребовать от него внимания — по меньшей мере.
– Потерпи еще совсем немного, – будто услышав его мысли, напряженно произнес Дом. – Мы почти приехали.
– Я не хочу, – будто в бреду выдохнул Мэтт, ударившись затылком о подголовник, и Дом покосился на него. – Не хочу! – громче повторил он, зажмурившись, пытаясь прогнать мысль, насколько красивое было имя у его альфы.
– Я не отпущу тебя, – почти прошипел Дом, и Мэтт почувствовал электрический разряд, пронзивший его позвоночник от властных ноток в голосе, заставившего его мысленно отругать себя за само желание отказаться от Дома. – Ты наверняка слышал о теории о пятидесяти милях? – Мэтт ничего не ответил и даже не кивнул — от одного голоса Дома ему становилось хуже, и необходимость почувствовать альфу физически заполняла его мысли и рисовала перед глазами красочные картинки, что только усугубляло его состояние. – Если половое созревание альфы проходит в одном месте, то почти наверняка на расстоянии в пятьдесят миль созревает его истинная омега. Есть труды, пытающиеся доказать, что это происходит из-за феромонов, которые альфа источает во время полового созревания — и это как-то влияет на омегу, будто как-то заранее клеймит ее для одного определенного альфы. Это происходит, даже если омега не знает своего статуса, будто запах альфы записывается куда-то в память или, не знаю, гены. И едва они встречаются и омега чует запах своего альфы — это будто открывает все замки, срывает дамбу феромонов омеги, как послание для своего альфы, что он здесь, совсем рядом. Восхитительная задумка природы, если подумать. Я здесь вырос, но уехал, едва окончив школу, и всегда считал эту теорию надуманной, пока двое моих знакомых не встретили своих омег в этом самом радиусе в пятьдесят миль от места взросления. – Дом припарковался у одного из домов и отстегнул ремень, посмотрев на мучающегося Мэтта. – Прости, малыш, но ты уже давно был предназначен мне.
– Просто сделай что-нибудь! – прохныкал Мэтт, извиваясь на своем сидении, и Дом тут же растерял свою красноречивость и выскочил из машины, едва ли не бегом огибая ее и открывая для Мэтта дверь. – Пожалуйста, пожалуйста, это невыносимо!
Доминик, приобняв его, повел его быстрым шагом к дому по дорожке и как можно быстрей открыл дверь, хотя его руки, как заметил Мэтт, слегка подрагивали, пока он возился со связкой ключей.
Едва они вошли внутрь, и Дом закрыл за ними дверь, он прижал Мэтта к стене и сорвал с него шорты, оставляя влажные поцелуи на его шее.
– Твой запах, – выдохнул Доминик, подсаживая Мэтта на свою талию, и он крепко сжал ноги, пытаясь не соскользнуть и не упасть. – Боже, твой запах...
Мэтт сам чувствовал странный запах, не похожий ни на запах Дома, ни на то, что он привык чувствовать от своего тела — и дело было не в запахах дома, в котором он ни разу до этого не был — он был совершенно иным, животным, и где-то на краю сознания Мэтт знал, что он исходил от него самого. Дом, явно испытывая затруднения от их позы, несколько раз приподнимал Мэтта выше, но в конце концов его возня закончилась, и Мэтт почувствовал нечто твердое и горячее, скользнувшее между его ягодиц.
Он простонал от отчаяния, но не успел закончить, почувствовав проникновение, и уже с новым стоном — отчасти от боли, отчасти от неописуемого наслаждения — прижался к Дому насколько возможно. Это было похоже одновременно и на фейерверк, который видишь впервые, и на облегчение, которое испытываешь, понимая, что предположение о смертельной болезни было ошибочным, и, как подумалось Мэтту, на эйфорию от приема тяжелого наркотика, порождающего не менее интенсивный трип. Одним словом, это было невероятно, и Мэтт не хотел, чтобы это заканчивалось — вообще никогда.
Доминик очень скоро перестал целовать его — он лишь продолжал двигаться в его теле, рывками, все больше раскачивающими и без того помутненное сознание Мэтта. В какой-то момент он перестал чувствовать разницу между движением внутрь его тела и движением обратно — все слилось в одно бесконечное наслаждение, и Мэтт едва не потерял сознание от накрывшего его оргазма. Доминик все еще не останавливался, и Мэтт без остановки скулил, когда по его простате скользила головка члена, а следом — куда более крупный узел, и это стало причиной второй волны удовольствия, накрывшего его тело, ничуть не уступающей первой.
Дом промычал над его плечом, и Мэтт только тогда вернулся в реальность и заметил, что движения Дома в нем замедлились и скоро вовсе прекратились. Он не шевелился, все еще прижимая Мэтта спиной к стене и удерживая его на весу, держа за бедра, а Мэтт, раскрыв глаза, медленно расслабил пальцы на плечах Дома, со смущением отметив, что кожа под его ладонями не просто побелела, а уже приняла синюшный оттенок. Когда он успел расстегнуть его рубашку до середины, Мэтт даже не стал пытаться вспомнить.
– Знаешь, нам сейчас либо придется простоять вот так, пока я не смогу вынуть свой член из тебя, либо я попытаюсь донести тебя до дивана в гостиной, но я не уверен, что мы не закончим где-то посередине, – устало пробормотал в его плечо Дом.
– Я не против попытаться дойти до дивана.
Дом отстранился и заглянул в глаза Мэтта с улыбкой.
– Хочу немного отдохнуть — лежа — прежде чем меня снова накроет, – тихо признался Мэтт, отводя взгляд, но Доминик заставил его посмотреть в глаза.
– Не смущайся меня. Я не неопытный юнец и уж тем более не ублюдок, желающий лишь воспользоваться твоей ситуацией — я одиннадцать лет ждал твоего появления у себя на пути. Так долго ждал, малыш, – он провел ладонью по волосам Мэтта, и он не смог не откликнуться на ласковое прикосновение и склонил голову в сторону руки Дома. – Попробуем переместиться на диван?
Мэтт согласно кивнул и крепче обнял Дома не только руками, но и ногами, лишь бы его член внутри как можно меньше двигался — Мэтт чувствовал себя слишком усталым для нового оргазма, и ему вовсе не хотелось терять сознание посреди совершенно чужого дома.
Сейчас, когда его организм отдыхал, он чувствовал аромат Дома, исходивший не только от него, но и от вещей в доме, Мэтт будто был в тумане — настолько осязаем был аромат, более того, он будто лип к Мэтту, как если бы крошечные капли, из которых состоял туман, оседал на одежде и коже Мэтта. Это одновременно и будоражило Мэтта и пугало. Родители точно почувствуют запах чужака, едва он войдет в дом, но говорить им ни о своем статусе, ни о сексе с альфой он совсем не желал.
Дом аккуратно опустился на диван, и Мэтт прошипел, когда давление на простату сменилось под действием позы.
– Прости, – чуть слышно произнес Дом и положил ладонь на щеку Мэтта, поглаживая ее большим пальцем.
– Родители, – прошептал Мэтт, заглянув в его глаза. – Что я им скажу?
– Ничего, – легко пожал плечами Дом. – Я буду говорить.
– Я не об этом, – чуть нахмурился Мэтт — и не только от того, что его покоробило от одной мысли, что Дом, едва кончив в него, уже намеревался распоряжаться его жизнью. – Как я скажу им, что я омега?
– Это не профессия, которую ты можешь выбрать. Твой отец — альфа? – Мэтт кивнул, и Дом вздохнул. – Разговор будет сложным, но тебе при нем нет необходимости присутствовать.
– Я даже на разговор с родителями не имею права? – ощетинился Мэтт, и Дом чуть улыбнулся.
– Я ни в коем случае не намерен подрывать твою самостоятельность — просто из твоих слов я решил, что ты не очень жаждешь разговора на эту тему. Я мог бы помочь с этим. Твой отец скорее услышит альфу, а не омегу, как бы сексистски это ни звучало. К тому же, альфы — собственники, и неважно, о чем речь — об их омегах, их машинах или же детях. Для них все едино и, прости меня, но если ты сделаешь это сам, то, скорее всего, будешь испытывать стыд после, а я тебе этого совершенно не желаю. Мы нашли друг друга — и это восхитительный подарок вселенной, так что я не могу даже подумать о том, чтобы ты сожалел о том, что сегодня случилось.
Мэтт вздохнул и положил голову на его плечо, прикрывая глаза и не сдерживая улыбку — он не мог не улыбаться, чувствуя его аромат. Аромат своего альфы — было так приятно думать об этом. Более того, сама мысль, что теперь он принадлежал Дому — принадлежал альфе, чего так боялся с тех пор, как узнал о трех статусах людей, было невероятно приятно. Он чувствовал себя защищенным, чувствовал свое место в мире и — почему-то — безграничную любовь и спокойствие. Но эти чувства быстро сменились страхом и горечью.
– Я ждал результатов поступления в колледж, – пробормотал он в плечо Дома. – Мечтал, что однажды стану автором песен.
– Мечты изменились? – поглаживая его спину, спросил Дом.
– Нет, – невесело усмехнулся Мэтт. – Твой член оказался во мне.
– Вижу, разговор с твоим отцом предстоит даже сложней, чем я предполагал ранее, – задумчиво произнес Дом, – учитывая твое восприятие альф, он, похоже, классический старомодный альфа, считающий все вокруг своей собственностью. Я не раз встречал таких на своем пути, но и он не сможет поспорить с тем, что случилось между нами. Он засомневается в своих установках, едва мы появимся вместе, и он почувствует твой запах. Понравится ему или нет, но ему придется отпустить тебя. Знаешь, мне всегда казалось, что в этом есть нечто от извращения — подобное отношение родителя-альфы к ребенку-омеге. Альфы куда охотней отпускают детей-альф — нет, даже с радостью и облегчением, будто ребенок-альфа представляет угрозу в доме, но с омегами все иначе. Альфы-родители держат омег до последнего, даже если тем приходится закрываться в комнате на время течки и мучиться от запаха альфы, как и тем — от запаха омеги. Ты знал, что инцесты в таких случаях составляют двадцать шесть процентов, когда родители омеги — не истинные? Это довольно большая цифра. Едва ли не восемь миллионов альф по всему королевству вступают в связь со своими омегами-детьми.
– Это правда? – ужаснулся Мэтт, даже забыв о своем возмущении из-за резкой смены разговора.
– Статистические данные одного из профессоров Кембриджского университета, – кивнул Дом, – но опубликовать работу ему, конечно же, не позволили. Я часто представлял, как это будет, когда я найду свою омегу — тебя, – снова сменил тему Дом. – Я всегда знал, что хочу быть таким же альфой для своей омеги, каким был мой папа для мамы: чутким, заботливым, любящим, оберегающим. Едва я узнал свой статус в восемнадцать — как и все остальные вокруг — папа стал выводить меня на разговор и то и дело предупреждал, насколько вы хрупкая субстанция, – Дом чуть улыбнулся, разглядывая лицо Мэтта, покосившись на него на своем плече. – И насколько нужно быть осторожными с вами — не позволять животному взять свое и сломить вас. Он не уставал повторять, что альфы — это плодородная земля, а омеги — нежные ростки, которые, дай им возможность, вырастут в сильнейшее древо и одарят этот мир прекрасными плодами. Я поначалу думал, что он лишь пытался облагородить маму в моих глазах или сказать, что он ценит меня, как сына, даже несмотря на то, что чувствовал во мне соперника, но впоследствии понял, что он говорил искренне.
– Значит, я стану инкубатором на плодородной почве? – недовольно проворчал Мэтт.
– Плоды — не значат лишь детей, мой малыш, – нежным тоном поправил Дом, впутываясь пальцами в волосы Мэтта на затылке. – У меня есть только сестра, но мои родители были в браке больше тридцати лет, до самой смерти отца — это о чем-то говорит. Моя мама была отличным хирургом — сейчас преподает в Имперском колледже. Конечно, ее решения оспаривали, и, конечно, альфы смотрели на нее, как на выскочку и низший сорт, но в конечном счете это стало уделом молодых альф, которые считали своим долгом продемонстрировать статус — все остальные в мире хирургии считаются с ее мнением. Более того, часто просят ее совет. Хочу познакомить тебя с ней, – добавил он.
– Прямо сейчас? – усмехнулся Мэтт, и Дом улыбнулся, посмотрев на него.
– Как можно скорей. Но сначала мы встретимся с твоей семьей.
– К этому моменту они все поймут сами — у меня нет привычки пропадать на несколько дней и даже не ночевать дома, к тому же, Том наверняка уже позвонил и рассказал им, что случилось. – Мэтт вздохнул, и по его телу вновь прокатилась волна от запаха Дома, а вслед за ней внизу живота снова стало формироваться вожделение, и Мэтт закусил губы, стараясь не выдать свое состояние, но Дом наверняка почувствовал изменения в аромате самого Мэтта.
– Все хорошо, – прошептал Дом, обнимая его и притягивая ближе к себе. – Частота позывов снизится, – добавил он, оставляя поцелуи на шее Мэтта, который уже почти не слышал его слов — сейчас, когда член Дома был в нем, когда его запах был на Мэтте, желание разгоралось гораздо быстрей, чем в первый раз, и Мэтт уже ерзал на нем, будучи не уверенным, как двигаться — и стоило ли. Последнее, если бы не животное желание, наверняка бы возмутило Мэтта — его собственные тело и разум предавали его и даже в такой момент, когда это было нужно самому Мэтту, заставляли его думать о желаниях альфы.
Дом снял с него футболку и, не вынимая член, уложил на диване, и Мэтт тут же почувствовал его движения в себе...

Часть вторая

– Это ведь миф, что в первый раз невозможно забеременеть? – тихо спросил Мэтт, после череды оргазмов во время их второй сцепки. Он устал, ему хотелось спать, голова гудела, но каждая клетка его тела будто вибрировала и не позволяла провалиться в забытье.
– Я позже закажу постоитальные контрацептивы, – прошептал Дом, поглаживая бедро Мэтта. – Выходит, это твой первый раз, и ты не знал, что омега? – приподнявшись на локте, спросил он, и Мэтт кивнул, не потрудившись открыть глаза, и поправил подушку под головой — едва Дом смог вынуть член из Мэтта, они перебрались в спальню, на куда более удобную кровать. – Выходит, мой запах пробудил твои гормоны, – с улыбкой в голосе произнес он, и Мэтт все же раскрыл веки и встретил его взгляд — он был красивым, даже теперь, когда его волосы стали влажными от пота, он будто светился изнутри, и видеть это, как и понимать, что Мэтт — причина такого его состояния, было приятно. – Тебе нужно запланировать поход к врачу — подобрать подходящие таблетки для контрацепции.
– Ты не хочешь детей? – удивился Мэтт.
– Хочу, – возразил Дом. – Я люблю детей и однажды хочу начать воспитывать своих.
– Но позволишь мне принимать таблетки? – нахмурился Мэтт.
– Ты явно не готов к родительским обязанностям, – чуть улыбнулся Дом. – Ты сам едва повзрослел — сколько тебе, кстати?
– В июне было восемнадцать, – вздохнул Мэтт и вновь прикрыл веки.
– Если бы не сегодняшняя встреча, ты бы еще года два мог считать себя бетой, – задумчиво произнес Дом.
– Не все ли равно? – устало ответил Мэтт. – Нет, так было бы даже хуже, – исправился он. – Я бы уверился в том, что бета, и однажды, когда бы меня накрыло посреди улицы, принять это было бы гораздо сложней и болезненней. Это как сказать смертельно больному, что он здоров, позволить ему порадоваться, а потом сказать, что это была шутка.
– У тебя весьма мрачные представления об отношениях истинных пар.
– Истинные или нет — альфы остаются альфами. Вы не живете, если не контролируете своих омег, – Мэтт поджал губы от подступающей горечи.
– Пожалуй, попрошу маму приехать как можно скорей, – невпопад произнес Дом и провел ладонью по волосам Мэтта.
Чувство горечи и негодования от несправедливости жизни отошли на второй план, когда Мэтт почувствовал уже знакомое покалывание на коже и где-то глубоко в животе.
– Перевернись на другой бок, – предложил Дом, и Мэтт лег к нему спиной, с кольнувшей где-то на краю сознания мыслью, что подчинился с удовольствием.
Дом пододвинулся вплотную, прижимаясь пахом к его заднице, и Мэтт выгнулся в спине, уже чувствуя острую необходимость ощутить его твердеющий член в себе. Дом целовал его шею, покусывал мочку уха и терся членом между его ягодиц, а Мэтт, за не имением альтернативы, цеплялся за простыни, выгибаясь и подаваясь навстречу движениям и поцелуям.
Даже будучи в сознании он не смог бы отрицать, что это было приятно — и прикосновения, и поцелуи, и движения члена в нем. Даже необходимость лежать с членом Дома в себе на протяжении всего того времени, пока он не мог вынуть его — была приятной. Он испытывал эйфорию от их секса, но каждый раз, когда его мозг прочищался, он пугался осознания, что теперь несвободен, что теперь его жизнью распоряжался незнакомец, что если он захочет — он сломит Мэтта и сделает своей игрушкой. Это пугало до желания сбежать, но каждый раз, едва эта мысль появлялась в голове Мэтта, его тело с новой силой сопротивлялось — Мэтту даже показалось, что однажды, когда он уже сбился, какой по счету раз чувствовал узел Дома в себе, это уменьшило время между позывами, и будто даже усилило аромат или что-то в нем изменило, потому что Дом был куда менее терпелив и осторожен.
К вечеру они оба были измотаны, но и перерывы стали гораздо длинней по времени — Дом даже успел на скорую руку приготовить им ужин и заказать доставку контрацептивов, а Мэтт в это время успел вздремнуть. Ели они прямо в постели, обнаженными — Мэтт даже не попытался прикрыться. В этом не было смысла, если в любой момент он мог почувствовать желание.
– Учитывая длину периодов покоя, думаю, сегодня нам предстоит только еще один раз, и потом мы сможем отдохнуть и поспать, – заявил Дом, забирая у Мэтта пустую тарелку. – Ты пьешь ромашковый чай? Он успокаивает — поможет уснуть на новом месте и даст возможность выспаться. Тебе нужно отдохнуть.
– Завтра все повторится, да? – чуть нахмурился Мэтт.
– Да, – кивнул Дом. – После длительного отдыха, когда силы восстанавливаются — восстанавливается и частота позывов, пока организм вновь не изматывается.
– Стоило уделять больше внимания, когда на уроках разбирали процесс течки омег, – невесело усмехнулся Мэтт.
– Обычно это длится первые два дня — в последующие продолжительность отдыха между позывами с каждым разом лишь увеличивается, – заверил Дом и вышел из комнаты с пустыми тарелками из-под еды.
Мэтт огляделся во все еще незнакомой комнате и увидел телефонную трубку, вспомнив о родителях. Ему стоило позвонить сейчас и предупредить их — даже если Том им сообщил.
Он вздохнул и, взяв трубку, набрал домашний номер телефона.
– Алло?
– Привет, мама. – Мэтт даже испытал облегчение, что трубку взяла она, а не отец. – Том не сообщил последние новости?
– Нет, – чуть удивленно ответила она. – Что за новости? И где ты?
– Я встретил альфу, мама, – тяжело вздохнув, произнес Мэтт. – Я у него дома.
На линии повисла тишина, и Мэтт трудно сглотнул.
– Мне очень жаль, – наконец, произнесла она, и Мэтт кивнул, будто она могла увидеть, и зажмурился, смаргивая слезы. – Отец будет в ярости.
– Прости, – прошептал Мэтт и шмыгнул носом, вытирая щеки.
– Надеюсь, тебе повезло больше, – пустым голосом добавила она, и Мэтт сжал свободную руку в кулак, почувствовав, как ногти впились в ладонь. Он знал, что значил этот ее голос — она всегда так говорила, когда мысленно не присутствовала при разговоре, готовясь к другому разговору, с отцом. – Позвони, когда все закончится — я скажу, сможешь ли ты прийти и забрать вещи или мне придется привезти их тебе.
– Хорошо, – выдохнул Мэтт, снова кивнув, и тут же услышал, что мама сбросила вызов.
– Они не рады? – услышал он голос Дома позади и поспешил вытереть щеки, но ничего не ответил.
Дом подошел к кровати и сел рядом с Мэттом, приобнимая его и привлекая к себе.
– Это не совсем тот первый день с омегой, которого я ожидал, – невесело усмехнулся Дом, и Мэтт испуганно дернулся, но Дом не отпустил его и поцеловал в висок. – Все хорошо. Я понимаю, правда. – Он гладил Мэтта по плечу, и Мэтт всхлипнул и обнял его обеими руками не в силах сопротивляться желанию быть в момент слабости и уязвимости ближе к своему альфе, чтобы почувствовать его комфорт и спокойствие, почувствовать себя защищенным — как бы странно это ни было, ведь именно из-за Дома он чувствовал себя разбитым.
Противоположные эмоции и чувства запутывали, Мэтт метался от одного к другому, и беспокойство все нарастало — еще немного, и он бы взорвался эмоциями, но новая волна желания не позволила этому случиться, и Мэтт даже с облегчением встретил ее. Простое, пусть и неконтролируемое сильное желание было понятно и приятно, оно сметало все на своем пути, освобождая разум и даря чувство приятного жара и предвкушения во всем теле, и это было настоящим спасением. И за весь день это был лучший их секс, по крайней мере, потому что после череды изнурительных, но оттого не менее приятных или ярких оргазмов, Мэтт уснул, все еще чувствуя член Дома в себе.

Часть третья

Следующие несколько дней прошли примерно так же, за тем лишь исключением, что, как и говорил Дом, периоды покоя на третий день в самом деле стали гораздо длительней по времени. Дом, как мог, пытался сделать эти дни для Мэтта легче: он позволял Мэтту отдохнуть в одиночестве, если Мэтт давал понять, что ему это необходимо, подготавливал для него расслабляющие ванны, готовил еду, предлагал свои объятия и ласку и избегал серьезных разговоров, задавая только общие вопросы — о пожеланиях к ужину, нет ли у Мэтта аллергии на какие-то продукты, не хотел ли он есть или спать. Мэтт чувствовал его заботу и не мог не проникнуться ей — даже если бы хотел обратного, у него бы это не вышло. И каждый новый раз устраиваясь в объятиях Дома, ему становилось все проще принять мысль, что он чувствовал необходимость в них — как бы странно это ни было для него, но в них он чувствовал себя уверенней и даже сильней. Он не мог объяснить этот парадокс и, надеясь, что сможет разгадать его, чаще, чем на самом деле чувствовал необходимость, просил объятий Дома.
– Полагаю, завтрашний день будет последним, – поглаживая ключицу Мэтта одной рукой и бедро другой, тихо произнес Дом, и Мэтт поднял взгляд. – Твой запах уже не такой сильный, и мне приходится прикладывать не так много усилий, чтобы контролировать себя. – Мэтт нахмурился, и Дом улыбнулся. – О да, мое внутреннее животное рвется наружу все это время — едва я почувствовал твой аромат в том кафе, мне приходилось сдерживать себя. Боже, я никогда прежде не испытывал такого желания. Та поездка в машине была моим личным адом, – усмехнулся он и провел пальцем по носу Мэтта. – И это ты делаешь со мной, малыш. Ты слышал о БДСМ отношениях? Беты их практикуют, считая, что это может приблизить их к отношениям между альфой и омегой, – чуть нахмурился Дом, не дав Мэтту ответить. – Так вот, суть таких отношений в том, что на деле весь контроль принадлежит сабмиссиву — именно он ставит границы, чего он хочет, а что совершенно для него неприемлемо. Именно он проводит ту черту, которая отграничивает садомазохистские отношения от насилия, и вся власть на деле принадлежит не доминанту, а тому, кто, фигурально выражаясь, находится у его ног. Как ни странно, беты-доминанты, практикующие этот тип отношений, гораздо, если позволишь, цивилизованней большинства альф. Им важно, чтобы их сабмиссивы остались довольны, чтобы они максимально раскрылись и получили удовольствие от своего положения — они не действуют по наитию, они всегда интересуются желаниями сабмиссивов. Я наблюдал нечто похожее со своими родителями, за исключением, конечно же, сексуальной составляющей их отношений. Мой папа делал все, чтобы мама могла максимально раскрыть свой потенциал. Меня растили в семье, где омега — не собственность, не домохозяйка, не бесконечная роженица, а личность. Мне не понравилась твоя реакция на разговор с семьей по телефону, меня расстроили и разозлили твои слезы — не ты, – твердо произнес Дом, когда Мэтт напрягся, – а то, что ты чувствуешь себя таким несчастным, что ты не чувствуешь того, что чувствую я. Меня переполняет счастье, удовлетворение, умиротворение и радость одновременно, я чувствую себя целым, цельным. Я, наконец, стал полноценной частью этого мира, я перестал испытывать те сомнения, что не покидали меня на протяжении долгих лет, я перестал бояться, что так и останусь одиноким, так и не встречу тебя. Не кого-то другого — тебя. Что бы ты ни думал о себе или своей внешности — для меня ты идеален, уже сейчас. Я лишь хочу, чтобы ты перестал воспринимать наши отношения с точки зрения отношений твоих родителей — я бесчисленное количество раз встречал такие семьи, и я понимаю, почему ты так относишься к своему статусу, но я хочу, чтобы ты услышал и осознал мои слова: для меня самое главное в этой жизни — твое счастье. Ничто не доставит мне большего удовольствия, – он посмотрел Мэтту в глаза и облизнул губы. Это действие привлекло взгляд Мэтта и заняло все его мысли — ни разу за все три дня Дом не поцеловал его в губы. Он целовал его шею, плечи, спину, ключицы, целовал его виски и щеки, но ни разу не поцеловал его губы. – Что? – чуть улыбнулся Дом.
– Почему ты не целуешь меня в губы?
Взгляд Дома опустился ниже, и его улыбка исчезла.
– Ты этого хочешь?
– А ты?
– Я не был уверен, хочешь ли ты этого. Не хотел давить больше необходимого — побороть желание секса со мной ты был не в состоянии, да и я тоже не смог бы устоять, потому здесь вопрос не стоял, но поцелуи — это нечто иное, исключительно человеческое и не поддающееся животным инстинктам. Мы целуемся для удовольствия, для дополнительных ощущений и стимуляции, а не потому что в этом есть необходимость.
– Так ты хочешь? – прервал его пространные размышления Мэтт, и Дом хмыкнул, но кивнул.
– Безумно.
Мэтт вытянул шею и прикоснулся к его губам своими, прикрывая глаза и ожидая действий от Дома. Его губы оказались даже мягче, чем предполагал Мэтт, но едва Дом ответил, поначалу почти невесомо лаская губы Мэтта, но вскоре углубляя поцелуй, Мэтт вновь почувствовал себя кусочком льда, тающим под жаркими лучами солнца. Аромат Дома, который теперь на мгновения удавалось игнорировать, вновь вышел на первый план, и Мэтт едва не простонал от наполнивших его чувств.
– Больше никогда не лишай меня этого удовольствия, – прошептал Мэтт, едва их поцелуй завершился, и Дом широко улыбнулся — и уже благодаря этой улыбке Мэтт не стал ругать себя за необдуманные слова, к тому же, ему действительно понравился поцелуй Дома.
– Буду несказанно рад исполнять этот приказ, – так же тихо ответил Дом. – Тебе как можно скорей стоит посетить врача, – сменил тему он, и его лицо приняло серьезное выражение, и Мэтт на секунду удивился очередной резкой перемене в нем. – Чтобы ты прошел обследования, чтобы встал на учет и чтобы тебе подобрали подходящие противозачаточные. Если хочешь, к ним можно добавить и таблетки, подавляющие неконтролируемое желание — оно не исчезнет полностью, но этот период не будет таким изнурительным для нас обоих, и время между позывами в первые два дня будет примерно таким же по продолжительности, как на третий и четвертый дни. Ты ведь помнишь, что для каждой омеги течка индивидуальна по времени и частоте? – Мэтт смущенно отвел взгляд и кивнул. – И понимаешь, что в течение следующих двенадцати месяцев будет устанавливаться твой цикл? – Мэтт снова кивнул. – Нынешняя течка непоказательна — ты просто отреагировал на меня. Вполне возможно, что следующая начнется через неделю — я хочу, чтобы мы были готовы к этому, и тебе не пришлось принимать посткоитальные контрацептивы вновь, – он провел кончиками пальцев по шее Мэтта, и Мэтт прикрыл глаза от удовольствия. – Я звонил маме утром, пока ты спал. Она приедет послезавтра. – Мэтт напрягся, но Дом вновь провел кончиками пальцев по чувствительной коже, и это слегка расслабило Мэтта. – Она тебе понравится, обещаю. Ей не терпится познакомиться с тобой и поприветствовать в семье — она бы приехала уже сегодня, если бы была возможность и условия были бы подходящими. Да, она пожелала нам наслаждаться последними днями страсти, как она их называет, – с улыбкой добавил Дом, и Мэтт снова почувствовал смущение, но, с другой стороны, она не могла не знать, что сейчас происходило между ними. И ему придется смотреть в глаза незнакомке, говорить с ней, когда у нее в голове будут мысли о том, что происходило в постели ее сына предыдущим днем.
– Мне нечего надеть, – чуть нахмурился Мэтт. Дом предоставил ему сменную одежду, но футболки и легкие штаны и шорты вряд ли подходили для знакомства с матерью Дома.
– Ты ведь не думаешь, что это будет официальный прием с чем-то вроде собеседования? – хмыкнул Дом и поцеловал Мэтта в висок. – Но, если хочешь, я могу съездить к твоим родителям и забрать твои вещи. Мама приедет ближе к вечеру — я успею.
– Я не могу поехать с тобой?
– Как я понял, они не очень хорошо восприняли новости — стоит ли добавлять стрессовую ситуацию, когда ты и без того будешь измотан последними днями?
– А знакомство с твоей мамой не считается стрессом? – Мэтт отстранился и с вызовом посмотрел Дому в глаза, но ответный взгляд Дома тут же испарил всю уверенность, и Мэтт почувствовал щемящее чувство от готовности покориться. И его это немало злило.
– Конечно, для тебя это тоже будет волнительно, но наверняка в меньшей степени, нежели сцена с обвинениями и унижениями от твоего отца.
– Ты не знаешь, как он отреагирует, – совсем слабо возразил Мэтт.
– К сожалению, знаю, мой дорогой, – мягким тоном ответил Дом и снова притянул Мэтта к себе. – Я множество раз слышал эти истории, и все они заканчиваются одинаково. Твоя голова и без того забита стереотипами — добавлять к ним оскорбления нет необходимости. К тому же, твое присутствие будет дополнительным стимулом для оскорблений со стороны твоего отца, а мое воспитание очень быстро уступит желанию заступиться за тебя. Любым способом.
Мэтт вспомнил угрозу Дома незнакомцу в кафе, который решил бросить ему вызов, и желание продолжать настаивать на своем присутствии совсем исчезло. Не то чтобы он опасался за отца, но мысль, что Дом может пострадать во время выяснения отношений двух альф, вселяла иррациональный страх.
– Я не запрещаю тебе встречаться с ними, но я бы очень хотел, чтобы это случилось позже, когда ты перестанешь так негативно относиться к своему нынешнему положению. Возможно, и твой отец к этому времени успокоится.
Мэтт вздохнул, но согласно кивнул. Может, ему и правда не стоило появляться дома в ближайшие полгода — как минимум. Он не питал особых теплых чувств к отцу, как, собственно и к маме — ему было только жаль ее, и разлука с ними его не пугала, к тому же, он и без того намеревался съехать — когда поступил бы в колледж, так что в этом смысле ничего не менялось. Конечно, он не рассчитывал, что вместо этого переедет к незнакомцу, с которым будет без конца спариваться, хотя и в нынешнем положении были свои плюсы.
Мэтт смущенно усмехнулся своим мыслям, и Дом тут же отреагировал:
– Что смешного?
– Ничего, – покачал головой Мэтт. Говорить о своих множественных оргазмах ему не хотелось, пусть это и не стало бы для Дома новостью. – Кем ты работаешь? – вместо этого спросил Мэтт. Этот вопрос то и дело мучил его, когда он думал о колледже — вряд ли Дом позволит ему уехать одному, да и сам Мэтт сомневался, что это хорошая идея — что он будет делать, если у него неожиданно начнется течка? Связываться с Домом по телефону?
– Официально — я социальный работник, но по большей части занимаюсь исследованиями. Наверняка слышал об организации «Благополучие»?
– Она не в большом почете среди альф, – нахмурился Мэтт.
– Да, я знаю, – хмыкнул Дом. – Периодически самые ретивые мешают нам жить, но тем не менее, лишь за последние два месяца к нам обратилось сто двадцать три омеги только здесь, и как минимум у двадцати двух из них были суицидальные мысли. Сейчас все они получают профессиональную помощь, и по предварительным данным моих исследований, уже через месяц после обращения за помощью почти половина из обратившихся оценивают свое состояние в разы лучше, чем при поступлении. Стоит отметить, что бывают случаи, когда к нам приходят и альфы после нескольких посещений их омег. Некоторые просто приходят узнать, чем мы занимаемся и не пытаемся ли мы отобрать у них их омег или что-то вбить им в голову, некоторым интересно, почему их омеги приходят к нам. Интересно наблюдать за тем, как альфы искренне удивляются, что их омег не все устраивает в отношениях — многие просто не задумываются о том, что омеге может что-то не нравиться. Не все омеги мечтают покорять вершины — большинство из тех, кто проходил мои тесты, отвечают, что вполне были бы рады хранить очаг и растить детей, им просто недостает уважения и отношения, как к равным в паре. За те полгода, что я работаю здесь, две пары пришли к пониманию нужд друг друга и сейчас живут счастливо. Конечно, это капля в море, но и это результат и крохотная победа. Я надеюсь, что когда-нибудь таких будет абсолютное большинство.
– Ты оптимист, – фыркнул Мэтт. Он, в отличие от Дома, очень сомневался, что нечто подобное когда-нибудь случится.
– Да, пожалуй, – согласился Дом.
– И что будет, когда я поступлю в колледж?
– У «Благополучия» много филиалов — я найду себе место, не переживай, – Дом поцеловал Мэтта в макушку, и он улыбнулся, чуть успокоившись.
– Они знают, почему ты отсутствуешь?
– Конечно, – с улыбкой ответил Дом. – Как ты себя чувствуешь?
– Пока хорошо, – нахмурился Мэтт, прислушиваясь к своему телу. – Но так обычно и бывает, пока меня внезапно не накрывает.
– Это происходит не совсем внезапно, ты пока просто не знаешь, на что обращать внимание. Твой запах, к примеру, меняется постепенно. Но я спрашивал не о физическом состоянии.
– ...Я не знаю, – с заминкой ответил Мэтт, и это было правдой — он в самом деле не знал, что чувствовал. Все и сразу — все эмоции перепутались, и он мог одновременно чувствовать и радость, и страх от своего положения. И так было постоянно, пока его тело не было занято возбуждением, подавляющим вообще все, и это изматывало не меньше секса с несколькими оргазмами подряд. – Я не знаю, – шепотом повторил Мэтт, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, и Дом тут же сел и заглянул в его глаза.
– О, малыш, – протянул он, притягивая Мэтта ближе к себе. – Все хорошо...
– Нет, не хорошо, – возразил Мэтт, всхлипнув и обняв Дома. – Все просто ужасно... Ужасно!..
Он расплакался, повторяя, насколько все плохо, и это быстро переросло в рыдания, которые Мэтт не мог остановить. Он не мог вспомнить, когда плакал в последний раз, за исключением случая пару дней назад во время звонка маме, и это было так постыдно, что только больше расстраивало Мэтта и вместе с тем лишь добавляло слез.
– Мой дорогой, – прошептал Дом и взял его лицо в ладони, принявшись целовать его, и это, вместе с исходившим от Дома спокойствием медленно принесло свои плоды: рыдания превратились в отрывистые вздохи, а вскоре и вовсе стихли.
– Прости, – прошептал Мэтт, прижимаясь лицом к шее Дома.
– Не извиняйся, – поглаживая его по спине, возразил Дом. – Это гормоны и эмоции, это было ожидаемо. Принести тебе воды? Или сделать ромашковый чай? – Мэтт только кивнул, и Дом усмехнулся. – Это значит — на мое усмотрение?
Мэтт снова кивнул, и Дом, поцеловав его в макушку, отпустил из объятий и вышел из спальни, а Мэтт сел в постели и вытер щеки, пододвигаясь к краю кровати и спуская ноги на пол, решив умыться до возвращения Дома. Он вошел в ванную и оглядел свое опухшее от рыданий лицо в зеркало, поморщившись, но его взгляд упал на стакан с зубными щетками, и все мысли относительно его внешнего вида испарились. Его немало удивило, насколько Дом был подготовлен к его появлению, и это касалось не только запасной зубной щетки, но и явно заготовленной заранее пижамы и сменной одежды — они не пахли Домом, совсем, в отличие от его рубашек или футболок — даже свежие несли на себе едва заметный запах Дома. Он будто в самом деле долго ждал и постарался подготовиться к приходу омеги в свой дом. Это было приятно, хотя Мэтт все еще был удивлен подобным отношением к себе, но, раз Дом работал в «Благополучии», возможно, он не лгал и в самом деле не был похож на отца Мэтта. Он был бы невероятно счастлив, если бы это оказалось правдой.
Он умылся и вернулся в спальню, где его уже дожидался Дом с чашкой чая.
– Решил, что чай будет лучше, – произнес Дом, подав Мэтту чашку, едва он устроился на своей половине кровати.
– Прости еще раз, – прошептал Мэтт, посмотрев в чашку в своих руках.
– Не извиняйся, – повторил Дом и погладил его по колену. – Я понимаю. Не говорю, что знаю, что ты чувствуешь, но понимаю, насколько тебе должно быть сложно. Мне бы так хотелось, чтобы ты тоже испытывал только положительные эмоции по этому поводу, – он вздохнул и грустно улыбнулся, встретив взгляд Мэтта. – И я буду стараться делать все, чтобы негативные эмоции поскорей оставили тебя.
Мэтт чуть улыбнулся ему в ответ и сделал глоток приятно горячего чая. Он верил ему — не разумом, но сердцем Мэтт верил, что так и будет, что его альфа сделает все возможное, чтобы Мэтт был счастлив.

Часть четвертая

запись создана: 31.05.2018 в 17:41

@темы: размышлизмы, BellDom, fanfic, СЕКАС..., продолжая разлагаться..., muse

---

Автор: batkondrat
Название: Новая жизнь
Пэйринг: BellDom
Рейтинг: NC-17
Жанр: слэш, AU, омегаверс, первый раз, hurt/comfort, age difference
Размер: мини

От автора

Я совсем не фанат жанра омегаверс, но как и с жанром МПрег - это должно было когда-то случиться. Я просто должна была это попробовать, хотя наверняка упустила какие-то канонные моменты жанра, простите мне это. Откровенно говоря, весь текст писался ради одного конкретного абзаца - уж слишком хотелось открыто поразмышлять на эту тему, тк в тех немногих текстах, которые читала, этот момент как-то не освещался - то ли от скромности и смущения авторов, то ли от их желания просто написать страстный и длинный ПВП. Ни то, ни другое не осуждаю, но чистое ПВП мне уже не интересно, а о скромности и смущении я давно забыла, потому да, небольшое предупреждение, наверное, не помешает - в тексте местами без прикрас говорится об анатомии и физиологии.

Часть четвертая

Последние полтора часа Мэтт беспокойно бродил по своему новому дому, изучая его, пытаясь хоть как-то отвлечься от пугающих мыслей о том, как проходила встреча между его отцом и Домом. Мама в разговоре по телефону сказала, что Мэтт мог прийти и забрать свои вещи, но он уже был согласен с Домом, что появляться у них ему не следовало. Он и сам понимал, что его состояние оставляло желать лучшего — как бы ему ни хотелось казаться сильным, но позавчерашняя истерика с рыданиями вряд ли могла сойти за устойчивое психическое состояние.
Дом должен был вернуться еще полчаса назад, и чем больше времени проходило, тем более ужасные сцены Мэтт представлял. Кто бы мог подумать, что он станет переживать из-за альфы? Но Мэтт ничего не мог с собой поделать, и в попытке отвлечься едва не разбил одну из рамок с фотографией в ней, взяв ее в беспокойные руки. Он реагировал на звук мотора каждой проезжавшей мимо машины и подскакивал к окну, ожидая увидеть паркующегося Дома, но это все не происходило, и Мэтт, не в силах и дальше постоянно бегать к окну, вышел из дома и сел на ступеньках крыльца, то и дело поглядывая на будильник, захваченный им из спальни.
Машина Дома появилась в поле зрения только спустя полчаса, и Мэтт, едва завидев ее, почувствовал, как его сердце заколотилось в груди — и не только от волнения, что с Домом что-то случилось, но и от радости, что он скоро вновь увидит его и почувствует его поблизости.
Машина остановилась у дома, и Мэтт встал и подошел ближе, оглядывая Дома — он в самом деле боялся, что разговор с отцом мог закончиться дракой — но не увидел ничего необычного. Дом с улыбкой вышел из машины, и Мэтт подошел к нему, глядя в его глаза, сбившись, в который по счету раз отметил, какие они у него красивые.
– Здравствуй, малыш, – Дом, обняв его, легко поцеловал в губы, будто они не виделись два часа назад. Но Мэтт был только рад его жесту.
– Почему так долго? Как все прошло? – Мэтт заглянул в машину, где на заднем сидении лежали сумки с его вещами.
– Я заехал в магазин — вечером приедет мама, если ты забыл, а у нас закончились почти все продукты, – улыбнулся Дом. – Прошло все неплохо. Давай разгрузим машину — у нас осталось двадцать пять минут до твоего обследования.
Они перенесли сумки с вещами Мэтта в гостиную, и Мэтт отыскал среди одежды наименее мятую футболку и самые легкие штаны, которые у него были, пытаясь представить, что его ожидало. Он обрывочно помнил, какие процедуры ждали омег на их первом обследовании, но и того, что он помнил, было достаточно — процедуры были смущающими и унизительными, на его взгляд, и Мэтт не представлял, как не сгорит от стыда.
Дом всю дорогу до больницы пытался приободрить Мэтта и обещал быть рядом, но Мэтт не был уверен, что хотел этого, хотя не стал говорить этого вслух. Едва они остановились на парковке у больницы, как у Мэтта чуть не вырвалось предложение вернуться домой с позволением делать с ним все, что Дому заблагорассудится.
– Все хорошо, – в очередной раз повторил Дом. – Это плановый осмотр и постановка на учет. Ничего ужасного с тобой делать не будут. Кроме одного укола, чтобы взять кровь, – чуть улыбнулся он, сжав ладонь Мэтта в своей. – Идем.
Мэтт нехотя выбрался из машины и не двигался с места, пока Дом не взял его за руку и не повел к дверям больницы.
– Мэтт Беллами, назначено на два, – произнес Дом, поздоровавшись с женщиной за регистрационным столом.
Женщина с бейджем «Дороти» проверила записи и кивнула:
– Двадцать третий кабинет, вас ждут.
Дом поблагодарил ее и повел Мэтта по коридорам больницы, остановившись напротив двадцать третьего кабинета, а Мэтт с удивлением размышлял, почему никто даже не засомневался, что Дом — его альфа, на котором теперь лежала вся ответственность за Мэтта.
– Справишься сам? – серьезно спросил Дом, и Мэтт посмотрел на дверь, сглотнув. – Если хочешь, я останусь здесь, и ты сможешь позвать меня в любой момент, – не дождавшись ответа, продолжил Дом и постучал в дверь, раскрыв ее, услышав приглашение войти.
Мэтт снова сглотнул, увидев врача в кабинете, и Дом подтолкнул его вперед.
– Мэттью Беллами, в первый раз, – произнес за Мэтта Дом, и Мэтт перевел взгляд на него. – Пойти с тобой? – тихо повторил Дом, и Мэтт, вновь вспомнив обо всех смущающих процедурах, отрицательно покачал головой и, наконец, взял себя в руки, входя в кабинет и закрывая за собой дверь.
Мужчина вежливо улыбался из-за своего стола, но эта улыбка ничуть не успокаивала, к тому же, глаза доктора Аткинса следили за каждым движением Мэтта, будто он что-то искал в них или ожидал увидеть что-то важное.
– Добрый день, мистер Беллами. Прошу, присаживайтесь, – добавил он, но сам поднялся с кресла. – Сначала возьмем образец вашей крови, а затем заполним вашу карту, – произнес он, взяв с соседнего металлического столика небольшой ящик со жгутом, шприцем и пробирками. Мэтт сел в предложенное кресло и положил руку на подушку, положенную перед ним доктором. У него никогда прежде не брали кровь из вены, и он с любопытством наблюдал за манипуляциями доктора, следуя его инструкциям. – Вот и все, – набрав две пробирки, чуть улыбнулся доктор и зажал место прокола ватным тампоном, вынимая иглу. – Плотно прижмите, иначе будет гематома, – предупредил он, убирая ящичек обратно и возвращаясь в свое кресло.
Мэтт последовал совету, отвлеченно разглядывая почти пустой стол, за исключением стопки папок в одном из его углов и подставки для ручек, а доктор достал папку из стола — похожую на те, что уже лежали в угу, и открыл ее, принявшись задавать обычные вопросы об имени, дате рождения, страховке и прочем, занося все это в папку, и Мэтт даже успел немного расслабиться, пока вопросы не стали куда более смущающими. Точная дата первой течки, количество сношений и периодичность отдельно для каждого дня, достаточно ли смазки выделялось, испытывал ли Мэтт боли во время сношений — чем дальше, тем Мэтт все больше запинался и краснел, и доктор решил позвать Дома для уточнения деталей. Мэтт не смог встретить его взгляд, когда тот вошел и сел рядом, взяв Мэтта за руку и принявшись спокойно отвечать на вопросы, а Мэтт буквально почувствовал, как горело его лицо, пока Дом расписывал их секс.
Когда заполнение карты закончилось, Дом вновь вышел, и Мэтт приготовился к самой ужасной части — обследованию его тела со всех возможных сторон. Доктор предложил ему зайти за ширму, перекрывающую половину кабинета, и раздеться, и Мэтт, зайдя за нее, с ужасом уставился на кресло, похожее на изощренное кресло для пыток, рядом с которым стоял стол с орудиями для них.
– Верх можете оставить, – произнес доктор, проходя за ширму и взяв перчатки из навесного шкафчика.
Мэтт, не в силах подавить смущение, к этому моменту кое-как снял с себя штаны.
– Я никогда... никогда прежде...
– Я понимаю, – кивнул доктор, встретив взгляд Мэтта. – Это лишь осмотр — немного неприятно, но не болезненно. Прошу, – он указал на кресло, и Мэтт неуверенно подошел к нему, не представляя, как устроиться на нем. – Ноги на подставки.
Мэтт, сев на край кресла, посмотрел на подставки на уровне своей головы и ужаснулся, только представив, в какой позе сейчас окажется. Даже Дом не видел его в такой позе за все те дни, что они провели в постели.
Он сел удобней и откинулся назад, поднимая ноги на подставки и зажмуриваясь от новой волны стыда и смущения.
– Ближе к краю, пожалуйста, – доктор положил ладони на бедра Мэтта и немного потянул на себя. Мэтт выполнил указания и закрыл лицо ладонями от ощущения, насколько раскрытым был и насколько беззащитным себя чувствовал.
Он вздрогнул, почувствовав прикосновение к своему члену, но не убрал рук от лица, борясь с собой и желанием оттолкнуть доктора и прикрыться. Доктор осмотрел член, мошонку и только после этого раздвинул ягодицы Мэтта.
– Пожалуйста, позовите его, пожалуйста, я больше не могу... Пожалуйста, – шептал Мэтт, не отрывая ладоней от лица, и доктор, замерев на секунду, убрал руки от Мэтта, и он услышал его шаги. Он просто не мог пережить это в одиночестве — и пусть это значило, что и Дом будет присутствовать при его унижении, но рядом с ним ему на протяжении этих дней было спокойней, и он надеялся, что так будет и сейчас.
Доктор открыл дверь, и Мэтт услышал, как он позвал Дома, и следом — их приближающиеся шаги. И одного только аромата Дома оказалось достаточно, чтобы страх, едва не переродившийся в панику, уменьшился.
– Я здесь, мой малыш, – прошептал Дом, склонившись над Мэттом и проведя ладонью по его волосам. Мэтт убрал руки от лица и вцепился в свободную руку Дома, тут же поворачивая голову в его сторону, но не открывая глаз — если бы мог, он бы уткнулся лицом в его живот, но ему мешал подлокотник.
– Мистер Беллами, сейчас я введу датчик УЗИ — вам нужно постараться расслабиться.
– Подождите секунду, – попросил Дом и продолжил мягче: – Мэтт, посмотри на меня. – Но он не нашел в себе силы открыть глаза. – Посмотри на меня, – повторил Дом, и что-то в его изменившемся тоне заставило Мэтта подчиниться. – Я не дам тебя в обиду, – продолжил Дом, едва он встретил его взгляд. – Никому не позволю причинить тебе боль — даже тебе самому и поэтому сейчас ты должен расслабиться и позволить осмотреть себя, – вкрадчиво произнес Дом, и Мэтт вновь почувствовал непреодолимое желание подчиниться. И медленно, он перестал ощущать свое тело единым комком нервов, вокруг которого до боли сжались мышцы — он расслабился и даже перестал так сильно цепляться за руку Дома. – Прошу вас, доктор, – не разрывая зрительный контакт, сказал Дом и чуть улыбнулся Мэтту.
Он старался игнорировать манипуляции доктора, вместо этого сосредотачиваясь на лице Дома. У него был добрый взгляд, а от его улыбки становилось тепло на душе. И его аромат... Только от него одного Мэтт чувствовал себя спокойней. Он все рассматривал его лицо и никак не мог поверить, что такой и будет их жизнь, что одно только присутствие Дома рядом будет вселять в него уверенность и что Дом в самом деле не станет подавлять его.
Как долго длилось обследование, Мэтт не заметил — голос доктора вырвал его из размышлений о том, насколько Дом красивый и какие чувства вызывал, удивляясь тому, как быстро начал сдавать его разум в борьбе за независимость тела — он уже почти и не возражал, и даже сама идея, что он — омега, принадлежащий альфе, не казалась такой пугающей, как в первый день.
– Можете одеваться, мистер Беллами.
– Все хорошо? – спросил Дом, помогая Мэтту встать с кресла.
– Да, состояние органов отличное, никаких патологий и изменений. Рекомендую следующие несколько дней пользоваться презервативом при половом контакте, чтобы дать пробке возможность восстановиться без задержек.
– Благодарю за совет, доктор, – вежливо отозвался Дом.
Мэтт, одеваясь, пытался вспомнить анатомию омег и значение слова «пробка». С самых первых уроков анатомии он не переставал удивляться извращенности природы, ее насмешке над омегами — как вообще можно было создать нечто подобное? Не мужчина и не женщина, и даже не совсем гермафродит — они ведь не впадали в измененное состояние, когда требовался мужчина на несколько дней, способный удовлетворить их похоть? Не менее безумным Мэтту казалось и расположение внутренних половых органов. Он никогда не был слишком брезгливым, но природа, кажется, вообще не знала такого понятия, иначе как можно было объяснить расположение шейки матки в прямой кишке? Учителя не переставали говорить, что строение омег было удивительным, но Мэтт был с ними в корне не согласен. Из-за подобного строения омеги и впадали в стадию течки — природа вовсе не заботилась об удовольствии партнеров в эти дни, главной причиной частых сношений в первые дни была необходимость очистить прямую кишку от любых возможных бактерий, которые могли проникнуть в матку вместе со сперматозоидами. Насколько он помнил, первые дни количество сперматозоидов в сперме альфы было непозволительно малым, и если бы они не были альфами, их бы могли считать бесплодными. Но и в первые дни вероятность зачатия была низкой — та самая пробка, о которой говорил доктор, была гораздо плотней, нежели у обычных женщин, и ее проницаемость не зависела от уровня гормонов в организме — у омег она разрушалась под действием спермы альфы, и это было еще одной причиной, почему сношений в первые дни было так много. Количество спермы в теле омеги в эти дни было рекордным за всю течку еще и потому, что анус омег был куда более эластичным по сравнению с анусом обычного человека — он легко возвращался в обычное состояние после секса, что позволяло сохранить как можно больше спермы внутри до нового контакта — в середине первого дня Мэтт из-за этого побежал в туалет с мыслью, что у него ко всему прочему разыгралась диарея, но не тут-то было. Он и позабыл, что организм в эти дни все же перестраивался и пищеварение замедлялось, позволяя отдавать все время и всю прямую кишку в распоряжение овулирующей матки. Все это, абсолютно все было вовсе не удивительно — это было настоящим издевательством со стороны природы. И теперь Мэтт стал частью этого.
От дверей кабинета до дверей машины Дома он придумывал различные совершенно нелепые способы мести природе: выбросить целый пакет пластиковых бутылок в залив, вылить канистру бензина туда же или сжечь все это на заднем дворе — что угодно, лишь бы навредить ей.
– Я ведь говорил, ничего ужасного, – улыбнулся Дом, сев на водительское сидение.
– Да, – тихо согласился Мэтт и перевел взгляд за окно, не желая разговаривать на эту тему — в ближайшие пару лет точно.
– Послезавтра тебя только проинструктируют относительно приема противозачаточных и отдадут таблетки — ничего делать не станут, – заверил Дом, и Мэтт только кивнул.
– Так что было во время встречи с родителями? – надеясь поскорей закончить этот разговор, спросил Мэтт.
– Твоего отца не было дома, и я решил, что смысла дожидаться его нет — по словам твоей мамы, он вовсе не был рад тому, что случилось, и не желал видеть того, кто отобрал у него сына. Она тоже не выглядела счастливой.
– Надо позвонить ей...
– Она просила не делать этого, – тихо прервал его Дом. – Не звонить и не приходить — думаю, она боится, что ты попадешь на отца.
– Или она решила вычеркнуть меня из своей жизни, – вздохнул Мэтт и почувствовал прикосновение к своему бедру. – Нет, я в порядке. Я ожидал чего-то подобного. Когда приедет твоя мама? – сменил тему Мэтт.
– Обещала к четырем. Успеем разобрать твои вещи.
– Я думал, ты займешься ужином.
– Нет, мы приготовим его все вместе — мама считает, что это лучший способ преодоления неловкости от знакомства. Делать что-то вместе, чтобы потом вместе насладиться результатом.
Мэтт хмыкнул, но, подумав, решил, что мог бы согласиться с этим.
Они вернулись домой и, как и предложил Дом, принялись разбирать вещи Мэтта, и он вновь удивился, насколько Дом был готов к его появлению здесь: два ящика комода были полностью свободны, как и половина шкафа, которую заняли немногочисленные рубашки Мэтта, хотя обычно он хранил и их сложенными, вместе со всей остальной одеждой. Дом хотел освободить полку под книги Мэтта, но он отказался — большинство из них были школьными учебниками или хрестоматиями, которые уже были Мэтту ни к чему. Оставшиеся книги он добавил к книгам Дома, как и пластинки и кассеты — к пластинкам и кассетам Дома. Он ведь был не гостем здесь, они будут жить вместе, а значит, у них не должно быть подобного разделения на свое и чужое. К его удивлению, подобное размывание границ собственными руками оказалось приятным, а ведь он думал, что впускать незнакомого человека в свою жизнь будет сложно и тяжело.
Мама Дома приехала немного раньше, и сумки с вещами Мэтта пришлось оставить для следующего дня. Дом встретил ее в дверях, а Мэтт неуверенно вышел из спальни, не зная, как себя вести — прежде он не знакомился с чьими бы то ни было родителями. И пока он думал, как должен поступить, они подошли к нему сами, и Дом взял его за руку.
– Знакомься, мама, это Мэтт, – лучезарно улыбаясь, произнес Дом. – Мэтт, это моя мама, Кристин Ховард.
– Здравствуйте, – тихо поздоровался Мэтт, и миссис Ховард улыбнулась — очень похоже на улыбку Дома.
– Здравствуй, дорогой, – мягким тоном ответила она и на мгновение почти невесомо приобняла Мэтта. – Добро пожаловать в семью, – она чуть сжала его плечо, и, под действием настроений их обоих, Мэтт немного расслабился и даже смог улыбнуться.
– Благодарю.
От Дома исходили такие сильные волны положительных эмоций, что Мэтт был не в состоянии сопротивляться им, как не мог в обычное время сопротивляться властным ноткам в его тоне, и к моменту, когда они выяснили, что миссис Ховард, настоявшая, чтобы Мэтт звал ее Кристин, не желала терять времени на отдых после поездки и вполне готова была приступить к готовке, Мэтт уже не испытывал неловкости. Более того, он чувствовал себя на месте, в кругу семьи, чего, кажется, вообще никогда не испытывал. Это было необычно, ново, но так невероятно приятно, что даже Дом заметил, насколько часто он улыбался и смеялся.
Они вместе приготовили ужин, и в это время Кристин задала Мэтту множество вопросов о его жизни, иногда отвлекаясь на вопросы Дому, будто позволяя Мэтту отдохнуть, хотя он не чувствовал острой необходимости в этом. Кристин располагала к себе, казалась чуткой и доброй, то и дело улыбаясь Мэтту и повторяя, как она рада, что они с Домом нашли друг друга.
После ужина они перешли в гостиную для чаепития, и едва Дом вышел из комнаты, чтобы заварить чай, Кристин повернулась к Мэтту и взяла его за руку.
– Я знаю, тебя одолевают сомнения и страх, как бы ты сейчас себя ни чувствовал под воздействием Дома, – произнесла она. – Я проходила через это. Знаю, многие матери говорят, что знают своих детей и что они самые лучшие, но он в самом деле очень долго ждал тебя. И он готовился к твоему появлению на своем пути с того самого момента, как узнал свой статус, но даже это не сделало его телепатом, поэтому, мой тебе скромный совет, если тебе что-то не нравится — скажи ему об этом. Говори с ним о своих чувствах, о своих желаниях. Прекрасно, что вы истинная пара, но это не значит, что он все о тебе знает. Я знаю, он будет делать все, чтобы ты был счастлив, но без твоей помощи, без твоего участия в ваших отношениях, он не сможет этого сделать. Ему нужно от чего-то отталкиваться. Любая пара — это механизм из двух частей, и одна без другой работать не сможет. Вы будете счастливы, если оба будете стараться.
Мэтт облизнул губы и посмотрел на их объединенные руки.
– Он хороший, – тихо произнес он. – Не такой, как мой отец. Но мама тоже говорила, что поначалу он был другим, – неуверенно добавил Мэтт и глянул в глаза Кристин.
– Поэтому тебе нужно говорить, что тебе нравится, а что нет, – кивнула Кристин. – Большинство омег теряются под авторитетом альфы и не говорят о своих чувствах, и чем больше они молчат, тем больше альфы убеждаются, что знают, что нужно их омегам, и потому все больше подавляют их, а привыкшие подчиняться омеги перестают даже пытаться возражать. И поэтому происходит такой перекос в отношениях. Ни один психически здоровый альфа не желает мучить свою омегу, но они — заложники собственной уверенности. Доминик знает это и будет стараться контролировать себя, но, как и любому альфе, ему жизненно необходимо заботиться об омеге, и если ты не будешь давать ему подсказок, он станет делать так, как посчитает наиболее подходящим для тебя, и это может привести к плачевным последствиям для вас обоих. Не позволь этому случиться.
Дом вошел в гостиную с подносом в руках, и Мэтт посмотрел в его глаза, размышляя о словах Кристин.
– Я что-то пропустил? – переводя взгляд с Мэтта на свою маму, спросил Дом, и Кристин покачала головой, чуть улыбнувшись и отпуская руку Мэтта:
– Я просто интересовалась состоянием Мэтта.
– Все хорошо? – встревоженно посмотрев Мэтту в глаза, спросил Дом и поставил поднос на столик перед ними, тут же подходя к Мэтту и взяв его за руку.
– Все отлично, – улыбнулся Мэтт, отметив, как быстро спокойствие Дома переродилось в настороженность. – Рядом с тобой еще лучше, – добавил он и потянул Дома за руку на себя, заставляя склониться, и легко поцеловал его в губы.
Может, Кристин была права, и они оба могли быть счастливы — по крайней мере, все эти дни, что Мэтт провел в обществе Дома, ему было хорошо, за исключением тревожных мыслей, но они никак не были связаны с поведением Дома. Теперь, глядя на омегу Кристин, которая тридцать лет проживала в браке с альфой и при этом осталась цельной, жизнерадостной, самостоятельной личностью, он не сомневался, что это возможно — остаться собой в отношениях с альфой. А если к этому еще и добавится постоянная уверенность при одном лишь присутствии Дома рядом, если он будет чувствовать спокойствие рядом с ним, как сегодня во время осмотра, если его постоянно будет наполнять счастье и умиротворение, если он будет чувствовать заботу и любовь...
Мэтту уже не терпелось начать эту новую жизнь вместе с Домом.

Послесловие

Послесловие
Пожалуй, можно было бы еще немного поиграть с этой темой и углубиться в, скажем так, тело омеги и то, как же все происходит, да и пофантазировать, почему же природа вообще так поступила с бедными омежками и откуда они взялись, но пока острой необходимости исследовать эту терра инкогнита не испытываю, а потому поставлю точку в этой истории, хотя не факт, что она окончательная.

@темы: размышлизмы, BellDom, fanfic, СЕКАС..., продолжая разлагаться..., muse

---

Автор: batkondrat
Название: Explosion
Пэйринг: BellDom
Рейтинг: PG-13
Жанр: слэш, ангст, ER
Размер: мини
От автора: появилось как ответная реакция на события в мире.


Очередную новость о терракте ты воспринимаешь с усталостью, потому что чертовски надоело слышать, что люди умирают не только потому, что так задумано природой. В самом деле, неужели недостаточно того, что людей сотнями тысяч, а иногда и целыми миллионами, выкашивают болезни? Ты никогда не поймешь мотивацию этих психов, убивающих себя и десятки людей поблизости. Но, наверное, все дело именно в этом, в их психическом состоянии.
Внутри что-то тревожно покалывает, пока показывают первые видеозаписи с места происшествия, а за кадром говорят о количестве пострадавших, и уже в следующую секунду тревога переходит в настоящий страх, когда ты понимаешь, что он не здесь, не в Лос-Анджелесе — он там, в Лондоне. Ты звонишь ему, но тебя сразу переключают на голосовую почту. Ты сбрасываешь вызов и звонишь снова, будто это что-то изменит, но чуда не происходит, и ты стараешься успокоить себя мыслью, что он по какой-то​ причине забыл зарядить телефон, хотя ты не можешь припомнить за ним что-то подобное. Ты звонишь его родным в Великобритании, но они даже не знали, что он прилетел в Лондон, и ты стараешься поскорее попрощаться с ними, чтобы отыскать хоть кого-то, с кем он контактировал с момента своего прилета вчера вечером. Ты звонишь в ваш офис, вашим общим друзьям и знакомым, даже тем, с кем не разговаривал несколько лет — с кем и он наверняка не разговаривал, но никто ничего о нем не слышал, и с каждым новым неудачным звонком тобой все больше овладевает паника, потому что этого не может быть, просто не может быть — только не с ним, это невозможно.
– Он не отвечает. Я звоню ему, но он не отвечает. У него выключен телефон. Я уже обзвонил всех в Лондоне, но никто его не видел, что если?.. Что, если?.. Тот терракт... Почему у него выключен телефон?
Том пытается тебя успокоить, приводит какие-то доводы, и ты соглашаешься, но почти не слышишь и точно не осознаешь его слов — все затмевает звучащая набатом мысль, что что-то​ случилось. Том, после долгих попыток усмирить твою панику, все же прощается с тобой, обещая, что все будет хорошо, и ты стараешься ему поверить, потому что иначе быть просто не может.
Тебя снова переводят на голосовую почту, когда ты в очередной раз пытаешься дозвониться, и ты едва не взвываешь от этого, и тебе хочется бросить телефон в стену — останавливает только то, что в таком случае ты можешь пропустить его звонок. Ты мечешься по дому, с замиранием сердца каждую минуту обновляя страницу в браузере со списком жертв, совсем не чувствуя мук совести, когда испытываешь облегчение от очередного незнакомого имени. Быть может, он и правда просто забыл зарядить телефон. Ты, наверное, в пятидесятый раз звонишь ему, но в этот раз все же оставляешь сообщение, говоришь ему, что он — идиот, и что из-за него ты весь на иголках, и чтобы он позвонил, не дослушав твоего сообщения, потому что ты намереваешься высказать все, что думаешь о его внезапной забывчивости. Но бравада быстро сходит на нет, и ты просишь — умоляешь — позвонить тебе сразу, как только он это услышит.
Ты просматриваешь в интернете новости, связанные с террактом, пока фоном слушаешь новые подробности из репортажей по телевизору и не забываешь проверять список жертв, впервые за всю свою сознательную жизнь искренне взывая к высшим силам, чтобы все обошлось, чтобы он позвонил и сказал, что с ним все в порядке. Отсутствие вестей утомляет, а постоянные разговоры из телевизора и строки на экране о жертвах — опустошают, но ты не можешь найти в себе силы остановиться, продолжая читать и слушать одно и то же, надеясь узнать новые подробности, и разрываешься между желанием покалечить его, если окажется, что все это беспокойство было зря, и пониманием, что простишь ему все, что угодно, только бы с ним все было хорошо.
Весь день его телефон остается отключен, и ближе к полуночи ты понимаешь, что больше не можешь просто сидеть и ждать, и что тебя уже трясет от подробностей травм жертв, потому что все это ты неосознанно примеряешь на него, и еще немного — и это сведет тебя с ума. Ты бронируешь билет на ближайший рейс до Лондона и складываешь в чемодан самое необходимое, после этого раздеваясь и укладываясь в постель, совершенно точно зная, что уснуть ты не сможешь. Твой взгляд прожигает пустую подушку рядом, и ты не выдерживаешь и тянешь ее к себе, зарываясь в нее лицом, надеясь почувствовать на ней его запах, и когда тебе кажется, что она действительно пахнет им, тебя прошивает острая боль, и ты крепче обнимаешь подушку, как будто это поможет, и тихо бормочешь самому себе, что с ним все хорошо, что ты зря переживаешь, что утром он позвонит и извинится за то, что заставил тебя нервничать целый день. Но не веришь себе, как бы ни старался...
Ты едва выдерживаешь перелет до Лондона, и первым делом, сойдя с борта, проверяешь телефон, но важных для тебя сообщений нет, и его телефон все еще отключен — ты чувствуешь подступающую тошноту и не запоминаешь, как проходишь паспортный контроль, как садишься в заказанную машину с водителем, и приходишь в себя, только когда видишь знакомые городские пейзажи рядом с вашим домом. Ты едва не забываешь в машине чемодан — так торопишься попасть домой, надеясь увидеть его там, целым и невредимым, но дом встречает тебя тишиной, хотя, для верности, ты обходишь каждую комнату, но все, что находишь — его раскрытый чемодан на оттоманке у кровати в вашей спальне. Телефона в нем нет, и ты садишься на кровать рядом, взяв из чемодана его футболку, не зная, что делать. Ты ведь в самом деле надеялся застать его здесь — это была последняя надежда. А теперь остается только снова проверять списки жертв, которые за время твоего перелета пополнились именами, восемь из которых — Джоны Доу, и ты заставляешь себя прочесть их описание, потому что все его документы здесь, в чемодане, и с каждым новым описанием тебе становится все страшней — все эти неизвестные мертвы, а список жертв — окончательный. И он так и не вышел на связь...
Очередной Джон Доу — и внутри все обрывается. Рост, цвет волос, цвет глаз, телосложение — все подходит под его описание. И тебя мутит. Это не может быть он, просто не может... Ты снова и снова перечитываешь описание, комкая в руках его футболку, то и дело поднося ее к лицу и вдыхая запах его одеколона, пока перед глазами все не плывет из-за стоящих в них слез. И тебе едва удается сдержать себя от рыданий из-за одной только возможности, что это он, но ты находишь в себе силы и набираешь номер телефона горячей линии, и как только тебя соединяют с оператором, ты, насколько выходит, спокойным голосом спрашиваешь, можешь ли ты стать опознающим для одного из Джонов Доу, потому что да, твой близкий друг пропал в день терракта, и да, вы знаете друг друга с детства, и да, большую часть жизни в связи с профессиональной деятельностью живете бок о бок, и, строго говоря, он — ближе любого члена семьи, и знаешь его ты лучше, чем кого бы то ни было из своей родни. Тебе дают номер телефона морга, в котором находится тело, и ты скрепя сердце звонишь туда, повторяя все то, что уже сказал, ловя себя на том, что говоришь о ваших взаимоотношениях в настоящем времени, но никто тебя не поправляет. Тебе диктуют адрес и возможные часы посещения, и только завершив вызов, ты понимаешь, на что подписался. Но внутри так пусто, будто за эти несколько минут разговоров в тебе что-то сломалось, что-то выключилось, атрофировалось и создало вакуум. Ты понимаешь, что через два часа тебе придется смотреть на мертвое тело, которое вполне возможно окажется тем, с кем ты разделил почти всю свою жизнь, чье лицо постоянно видел, просыпаясь и засыпая, кто был смыслом твоего существования.
Ты вызываешь машину и в тишине дожидаешься ее приезда, больше не проверяя новости — теперь тебе совершенно плевать, что бы там еще в мире ни случилось, ты на полном ходу мчишься к своему личному концу света, так не все ли равно?
Перед выходом из дома, когда за тобой приезжает машина, ты снова звонишь ему, но тебя переключают на голосовую почту, отрезая все пути к отступлению. Ты садишься в машину и называешь адрес, уставившись за окно пустым взглядом, и думаешь о том, что тебя ожидает. Как он будет выглядеть? Насколько он изменился, ведь смерть всегда меняет людей? Что, если это не он? Куда он тогда подевался и почему не выходит на связь? И что дальше? Что ты будешь делать без него? Как ты будешь жить без его взгляда по утрам, без его улыбок, без его голоса, без его объятий ночью? Как можно жить без сердца?
В морге, прежде чем показать тебе тело, тебя предупреждают о полученных травмах, и ты живо представляешь и разбитую голову, и порезы от стекла на лице, и обширные гематомы.
– Просто покажите мне его.
Представлять все это на нем живом невыносимо, а ведь есть крохотная, все еще теплящаяся надежда, что это не он.
Тебя проводят в соседнее помещение, от которого у тебя мороз по коже — и не только из-за низкой температуры, соблюдаемой здесь, но и от специфических запахов, и мертвой тишины, разбавляемой только гулом люминисцентных ламп. Ты на одеревеневших ногах подходишь к металлическому столу, на котором лежит накрытое простыней тело, и закусываешь губы, едва заметно кивая, когда врач берется за край ткани.
Все, как тебе и сказали: порезы, гематомы, из-за чего детали лица трудно разобрать, и у тебя подкашиваются ноги, и ты опираешься ладонью на стол, потому что смотришь на совершенно незнакомое, чужое лицо. Сходство в самом деле есть, и не только в тех общих данных, что предоставили на сайте — в очертаниях лица тоже, но это абсолютно точно не он. Тебе открывают тело до пояса, и это только добавляет тебе уверенности — ты знаешь его тело не хуже своего собственного, и это тело принадлежит не ему. И одежда, что тебе показывают, тоже не его, и ты не можешь сдержать собственного облегчения. Но на связь он так и не вышел, и ты не знаешь, что думать, и по дороге домой снова прочитываешь последние новости и уточненный список жертв — нескольких неизвестных близким удалось опознать, но никаких сведений о нем ты не находишь и теперь совсем не знаешь, что думать. Сейчас ты был бы рад даже тому, что он решил сбежать от тебя, подстроив собственное исчезновение, как какой-нибудь герой третьесортного сериала. Лишь бы был жив.
Ты возвращаешься домой и ждешь его звонка, вздрагивая каждый раз, когда твой телефон звонит — и это кто угодно, только не он: его родные, твои родные, ваши друзья, кто-то из тех, с кем вы работаете — и ни с кем из них ты не хочешь разговаривать и не хочешь занимать линию, чтобы не пропустить его звонок. Ты караулишь у телефона три дня, забыв о сне и еде, а на четвертый тебя навещает Том, тоже прилетевший из США — на похороны того самого Джона Доу, которого ты видел.
– Из-за вас его не ищут. Из-за вас не принимают мое заявление в полицию о его пропаже.
– Перестань. Его мать подтвердила. Это он.
– Это не он.
– Я понимаю, что тебе больно — мне тоже больно, но...
– Я знаю его, я знаю каждый дюйм его тела! И я говорю тебе, тот человек, чьи похороны вы решили устроить — не он! Я не спорю, они похожи, но это не он. Мне плевать, что говорит его мать, я больше двадцати лет вижу его рядом почти каждый день — я не спутаю его ни с кем другим, как бы они ни были похожи.
– Тогда где он?
– Я не знаю. Не знаю. И не могу заставить полицию искать его, потому что вы все считаете, что нашли его!
– Потому что так и есть. Прости, но это правда. Ты не хочешь в это верить, и я понимаю...
– Проваливай. Убирайся из этого дома!
– Тебе нужно прийти на похороны.
– Мне некого хоронить. Уходи.
– Ты будешь жалеть о том, что не попрощался с ним как следует.
– Нет смысла прощаться с незнакомцем.
– Надеюсь, ты передумаешь. Я пришлю тебе место и время.
– Не утруждай себя — я не приду.
Говорить ему о том, что ты нанял частного сыщика, ты не стал — он бы наверняка решил, что ты сошел с ума, но только ты совершенно точно знаешь, что тот, кого они собрались хоронить, чужой человек, и неважно, что его за все эти дни не хватились настоящие родственники. Ты надеялся, что по горячим следам поиск пройдет в кратчайшие сроки, но за два дня ты не узнал ничего нового, и это все больше выматывает и опустошает.
На похороны того незнакомца ты не идешь и отключаешь телефон, чтобы никто не пытался воззвать к твоей совести. Том после похорон не появляется, хотя ты ожидал от него этого, но наверное, он остался со скорбящей по чужому человеку семьей.
На шестой день исчезновения ты начинаешь сомневаться в том, правильно ли поступил. Никого больше в моргах по всему Лондону, подходящих под описание, нет, и ты начинаешь думать, что стоило послушать Тома. Может, ты в самом деле ошибся, просто потому что не захотел верить в такую реальность? Неужели ты его все же потерял?..
И медленно эта мысль обволакивает тебя, будто холодный, липкий туман, и пусть твой сыщик проверяет больницы на предмет поступления кого-то похожего, ты уже не можешь избавиться от этой мысли, отзывающейся во всем теле надсадной болью. И это мучает тебя всю ночь, и ты мечешься в вашей постели и не можешь отпустить очередную его футболку, вспоминая все те разы, когда ты злился на него, когда выказывал недовольство им — как ты мог? Как ты мог быть таким глупцом? И почему ты так редко говорил ему, что любишь его, и что он — самое дорогое, что есть в твоей жизни. Было.
Впервые наверное за всю свою взрослую жизнь ты рыдаешь, не сдерживаясь — до криков в подушку и хрипоты, до полного эмоционального истощения. А, очнувшись от беспамятства на следующий день, ты встаешь с постели совершенно раздавленным, с дикой головной болью и отсутствием каких бы то ни было мыслей. Ты даже не сразу понимаешь, зачем вообще поднялся, но пульсирующая боль в голове задает направление, и ты отыскиваешь в аптечке таблетки и принимаешь сразу две, хотя, наверное, не стоило этого делать. Боль приостанавливала мыслительный процесс, и это определенно к лучшему. Лучше не думать. Вообще никогда больше.
Ты смотришь в забитую таблетками аптечку и впервые за всю свою жизнь думаешь, что суицид — вполне себе выход. И что лучше вообще перестать существовать, чем постоянно испытывать ничем не заглушаемую эмоциональную боль. Тебе определенно стоит обдумать этот вариант.
Входная дверь открывается, и ты ждешь, когда тебя начнут отчитывать за неуважение или станут предлагать обратиться к психологу, но вместо этого слышишь его голос:
– Можете поставить здесь.
Ты осторожно выходишь в прихожую, решив, что у тебя галлюцинации, и потрясенно выдыхаешь, когда видишь его с бандажом на правой руке, повязкой на голове и сплошным синяком на всю правую сторону лица и таким отеком, что его правый глаз совсем не открывается.
Он замечает тебя и удивленно вскидывает брови:
– Почему у тебя отключен телефон?
Ты едва не сбиваешь его с ног, когда подбегаешь к нему и крепко обнимаешь — настолько, что он шипит от боли, когда ты зажимаешь между вашими телами его поврежденную руку. Это он, это в самом деле он — живой, господи боже, живой, в твоих объятиях, рядом!
И ты впервые рыдаешь от счастья, вдыхая его запах, чувствуя его тепло, перебирая его волосы — это он, это точно он, и как ты вообще допустил мысль, что мог бы перепутать его с кем-то?
Ты отстраняешься от его шеи и снова смотришь на него, и видишь во взгляде улыбку, и касаешься его неповрежденных щеки и подбородка. А ведь ты думал, что больше никогда не сможешь поцеловать его. Его взгляд сменяется на настороженный, и он сам обнимает тебя здоровой рукой, не позволяя поцеловать себя, а ты, сквозь все еще стоящие в глазах слезы, наконец, замечаешь наблюдающую за вами женщину.
– Мне нужно прилечь.
Он гладит твою спину и легко похлопывает по ней, и ты киваешь и отстраняешься, но не выпускаешь его из объятий, приобнимая одной рукой, и вы вместе входите в вашу спальню, которая за эти дни стала похожа на поле боя.
– Наверное, лучше определить тебя во вторую спальню.
– Определенно.
Он усмехается, а ты с жадностью ловишь его улыбку — и пусть она сейчас искажена из-за травмы, это все же его улыбка. Та, которую ты уже не рассчитывал увидеть.
Сиделка входит вместе с вами, но только для того, чтобы внести чемодан первой медицинской помощи, и оставляет вас наедине, с наказом звать ее, если он почувствует себя плохо.
– Сейчас приедут мама и Том.
Ты пропускаешь замечание мимо ушей — в данный момент эти люди тебе совершенно не интересны, да и после всего случившегося ты не уверен, как впредь будешь относиться к ним. Он принимается неуклюже раздеваться из-за поврежденной руки, и ты помогаешь ему: аккуратно снимаешь с него футболку, хотя ее можно было бы просто порезать — она и без того вся разорвана. И с замиранием сердца замечаешь ссадины и ушибы на его груди и аккуратно касаешься его талии, встречая его взгляд.
– Мне сказали, что все хорошо — ничего серьезного, кроме сотрясения. Сказали, что синяки будут дольше сходить.
– Я думал...
Ты не можешь закончить, и он кивает и кладет ладонь тебе на шею, ласково поглаживая кожу пальцем:
– Я знаю. Том мне сказал. Жертв было много — творился хаос, и меня по ошибке не записали в их число. Мне сказали, что я все это время был вроде как оглушен: не говорил, не понимал, что происходит — я не помню ничего с момента взрыва до сегодняшнего утра. Я был не в состоянии даже имя свое сказать, а из-за отека на лице меня никто не узнал.
Ты опускаешь взгляд на его джинсы и принимаешься расстегивать ремень и ширинку.
Главное, что сейчас он здесь. Рядом. И ты никуда его не отпустишь.
Он садится на кровать, а ты опускаешься на колени и снимаешь с него обувь, носки и следом — джинсы, и помогаешь ему удобно устроиться в постели. Сам ложишься рядом, поверх одеяла и в этот раз осторожно обнимаешь его, не желая вызвать даже легкий дискомфорт. Он обнимает тебя здоровой рукой, гладит по плечу, и ты приподнимаешься над ним и аккуратно целуешь, стараясь не задеть разбитую губу. Он перекладывает руку на твой затылок и не позволяет отстраниться, оставляя череду легких поцелуев на твоих губах, и трется носом о твою щеку, а ты снова чувствуешь подступающие слезы и шепчешь:
– Больше никогда так не исчезай.
Он кивает, а ты кладешь голову на его грудь и, едва дыша, слушаешь, как бьется его сердце.

@темы: BellDom, fanfic, muse

---

Статус: закончен
Размер: макси
От автора: Текст задумывался на тридцать страниц, но в итоге перевалил за все 400, за что хочу поблагодарить человека, который предложил и подстегнул написать продолжение. Огромное тебе спасибо. Словами не выразить, как я благодарна тебе за все, что было сделано тобою за эти двадцать месяцев...

Саундтрек можно послушать здесь

Ссылка для скачивания текста:
.EPUB


Приятного чтения!

 

@темы: BellDom, fanfic, фанфик «Hide and Seek», muse

---

Саундтрек к Hide and Seek

Песни, упоминаемые в тексте

Песни, упоминаемые в тексте

Музыкальное сопровождение к некоторым сценам
(Осторожно, возможны спойлеры!)

Музыкальное сопровождение к некоторым сценам
(Осторожно, возможны спойлеры!)

«Мэттью за роялем»



«Встреча с Малькольмом»


«Качели»


И немного песен-настроений, так или иначе имеющих отношение к тексту или героям

Слушать

 

@темы: музыка настроения, фанфик «Hide and Seek»

---

@темы: placebo, музыка настроения, левое-правое, я и моя Шизофрения

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

И снова здравствуйте

Я старался, я правда старался, но... чьорд. В общем, вместо тысячи слов:
(осторожно, ненормативная лексика)

Что такое неписец?

Что такое неписец?
Он для автора пиздец,
Он похуже геморроя,
Диких ос похлеще роя.

Автору совсем не друг –
Он всегда приходит вдруг,
И надолго остается –
Этой твари все неймется.

Долг зовет писать, но нет
«Хрена с два!» – его ответ:
Развалившись жирной тушей,
Хуй толкает тебе в уши.

Проклятый, отвратный зверь –
Ты, дружочек, мне поверь.
Утопить бы эту суку,
Да откусит тебе руку.

К каждому приходит он,
Этот гребаный гондон.



И, главное, вот это каким-то образом родилось легко и непринужденно.

@темы: рифмоплетство, нытье, сложности написания, продолжая разлагаться..., креативный лубрикант

---

Тук-тук

И тут я поняла, что последняя запись в дневе была еще в прошлом году... Прелесть-то какая! Дневник-таки вернулся к своим истокам - посты раз в тысячелетие И вообще, я пишу только для того, чтобы разочаровать - я еще жива, я еще здесь!
Возможно, следующий пост будет в середине мая (я очень, ОЧЕНЬ на это надеюсь господииисусе ) крайний срок - конец мая, иначе фсе, начну кусаться

апд. ахахах черт впервые за долгое время перечитала все имеющиеся у меня теги вот это меня крыло, когда я их создавала...

@темы: BellDom, fanfic, сложности написания, это ж пиздец, а?!, левое-правое, я и моя Шизофрения, мозготрах, muse

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Врач, здесь есть врач? Тут дневник умирает!..

попробовать что ли реанимировать его

С неделю назад дневу было полторы тысячи дней. Господи, да столько не живут. За это время он, кажется, всего дважды сменил название, чертову дюжину раз - дизайн, он закрывался, открывался, снова закрывался, но уже частично, потом еще как-то, а количество новых записей в нем неуклонно падало все это время. Сейчас этому есть достойное объяснение, да, и еще не очень достойное - я ленивая, любящая минимум заморочек задница. Временами, он принимает в себя новые фандомы, но как-то все они не приживаются, ни в нем, ни во мне. Одни только музы остаются, и то, давно уже стали ощущаться, как нечто само собой разумеющееся. Но должно же быть хоть что-то постоянное.

Просто оставлю здесь, тк на рипите последние пару дней, с того момента, как услышала ее в "Вечном сиянии чистого разума" С Керри и Уинслет.

Cкачать Everybody`s Gotta Learn Sometimes бесплатно на pleer.com

Поставлю себе задачу писать сюда. Поставлю и пусть стоит, ога

апд. прошлась по дневнику - ну, как прошлась, перешла на следующую страницу и на ее середине наткнулась на поздравление с др Ховарду... Каких-то полторы страницы записей почти за год, да я монстр!

@темы: музыка настроения, это ж пиздец, а?!, левое-правое, Нагнись и расслабься!

---

Маразм крепчал

Я прочитала (ну как, бегло так скорее) 50 оттенков серого - что меня натолкнуло на этот безумный, опрометчивый поступок - в посте, сразу после

моего имхо.

моего имхо.

Покайтесь. Просто покайтесь©

Безопасность, разумность, добровольность - в БДСМ все строится на этом, и это правильно, в ином случае никакое это не БДСМ, а банальное насилие. Так вот, не верьте никому, кто говорит, что 50 оттенков про БДСМ. Потому что оба главных героя в этой книге находятся в состоянии явно очень далеком от здравого рассудка. У одной в голове, кроме нее, уживаются внутренняя богиня - гораздо более разбирающаяся в вопросах гимнастики и всевозможных танцев, чем в чем-то еще, и «подсознание», корчащее рожи и в основном либо дрыхнущее, либо падающее в обморок при любой нестандартной ситуации; у другого - тяжелое детство (или все-таки юность? Или и то и другое?) и, как следствие, желание доставлять другим боль. У второго, к слову, есть психотерапевт, который тоже какой-то странный, раз до сих пор не изолировал Грея - и ему даже не нужно знать про садистские наклонности, патологического желания контролировать все и вся вполне достаточно.
Непоследовательность обоих главных героев немало удивляет (и это еще мягко сказано) и только подтверждает их психическое состояние. «Ты девственница? Окладушки, давай по-быстрому исправим сей нелепый конфуз, а потом ты, взрослая и умудренная сексуальной жизнью девушка, согласишься на БДСМ-отношения. Ох, и кстати да, у меня тоже никогда ничего подобного не было». Последнее снова ставит под сомнение профессионализм психотерапевта («Мистер Грей, а вы не пробовали, нет, просто потрахаться? Знаете, это может даже понравиться»), не говоря уже об абсолютном отсутствии природного любопытства у Грея. Нет, ну неужели даже мысли не было о том, что можно и по-другому? Кстати, любопытство отсутствует и у Анастейши - мадам 21 год, а она ни разу даже не мастурбировала. Это, знаете ли, странно и тут два варианта: либо дала обет, либо проблема с гормонами. Первое явно не о ней, но даже если дело в последних, то они чудесным образом исцеляются при виде Грея и начинают люминесцировать дичайшим образом - внутренняя богиня Анастейши в экстазе от такого светового шоу. Хотя, есть еще третий вариант проблемы: внутренняя богиня автора настолько уверена в своей богичности, что до таких глупостей, как логика, какая-никакая приближенность к реальности и минимальный обоснуй ее не волнуют вовсе.
Возможно, виной непоследовательности поведения Анастейши три уживающиеся в ней личности, две из которых явно не достроены, к тому же, она просто... я даже не знаю, как мягко выразиться, ей-богу же. Он ей почти прямым текстом (или прямым, не помню уже): «Я люблю все контролировать, прям паталогически». Звоночек в голове Анастейши тихо, неуверенно звякнул. Он ей: «Я тут, совершенно - ну совершенно-совершенно - случайно оказался у черта на рогах в магазине, в котором ты работаешь (который совершенно случайным образом не продуктовый, не магазин косметики, не каких-нибудь там рыболовных снастей, а строительный - но это снова к автору), и мне нужно пару ну совершенно не странных для моего статуса приобретений». Звоночек совсем не знает, что делать, но на всякий случай снова звякнул. Он ей: «Тебе стоит держаться от меня подальше». Внутренняя богиня с визгом: «Я уже бегу к тебе, дорогой!» заткнула звоночек и со скоростью, которой бы позавидовали олимпийские спринтеры, бросилась в объятия Грея, свободной рукой продолжая ворошить разбушевавшиеся гормоны кочергой. Он ей: «У меня тут контракт на БДСМ-отношения, я бы очень хотел, чтобы ты подписала». Звоночек в панике бьется о черепную коробку, в голове звучит набат, все предупредительные лампочки неустанно семафорят. Она ему: «Я попробую принять твои правила». Немая сцена. Тут бы занавес, но нет, еще полкниги впереди. Потрахушки, сомнительное согласие (к вопросу о добровольности и понимании, на что соглашается она, и его вменяемости), полнейшее отсутствие понятия «личное пространство», секс во время месячных, односложные ответы о темном прошлом и вот он, финал книги. «Покажи мне боль». Шесть ударов ремнем. Слезысопли. «Ты больной ублюдок!» - «Я не хочу, чтобы ты уходила...» - «Я ухожу!» Уходит.
Это даже не финал, это финиш. Это апофеоз апофеозов, мать вашу. Она, наконец, ПОНЯЛА. Все жирафы Африки уже все давно поняли, примерно между предоставлением контракта и демонстрацией «игровой» комнаты. Утки всего мира поняли, что все это закончится духовкой, еще во время первой «сессии». Я себе чуть лобную кость не сломала от фейспалма и этого конца. Во вторую книгу я заглянула чисто из любопытства, как же автор сведет их снова вместе - еще целых две книги надо же на чем-то строить. И знаете, как она их свела? НА ПЕРВОЙ ЖЕ СТРАНИЦЕ Грей предлагает Анастейше отвезти ее на выставку друга из Портленда в Сиэтл (или из Сиэтла в Портленд, не суть). И знаете, что? После адской боли и истерики, после понимания его ненормальности, после отказа от его подарков по причине нежелательного напоминания о нем, она - ТАДА!!! - соглашается без колебаний вообще. А знаете, почему? Ответ гениален, как и все простое: ей не на чем добираться. ТАДА!!! Такси не ездят, междугородние автобусы вымерли как класс, на лошадях слишком дорого, мотопараплана у нее нет. Такие дела. Вот теперь точно - ЗАНАВЕС, по крайней мере, для меня в отношении этой серии. Моя логика авторской не выдержит в течение еще двух книг. Где-то видела, что она еще и от лица Грея книгу пишет (или уже написала?) - мне прям страшно это представлять.
Я откровенно не понимаю восторгов вокруг серии. Или все повелись на этот якобы БДСМ (касательно которого уже выяснили) и откровенные постельные сцены? Так там копипаста на копипасте, и я не ошибусь, сказав, что абсолютное большинство описаний начинается со слов «Схватил за волосы, оттянул назад и страстно впился в губы». Ей-богу же, да на фикбуке есть вкусней и разнообразней описания секса.
Помимо всего вышеперечисленного есть куча вопросов касательно редакции текста - ей вообще хоть кто-то занимался? Не знаю, может, мне попался фанатский перевод - это бы многое объяснило, но даже если и так, выходит, в оригинале - повтор на повторе. Приведенное ниже - только две первые главы.

По моим меркам, это очень элегантно
Они выглядят гораздо элегантней, чем я.
Еще одна элегантная, безупречно одетая блондинка выходит из большой двери справа.
Оттуда выходит высокий, элегантно одетый чернокожий мужчина с короткими дредами
И это для отрезка текста в 750 слов. И это все, единственное описание внешнего вида людей, никакого распространения во что именно они одеты. Нихт. Там уже по описанию обстановки понятно, что они не в кенгурухах и конверсах шляются по зданию, почему редакторы не выкинули это слово на хрен? Ну или, на крайняк, погуглили бы к нему синонимы, что ли.

Кажется, на его лице проскальзывает улыбка, но я не уверена.
Как это вообще понимать? У нее со зрением проблемы? Что там еще может быть? Нервный тик? Или, может, мужика от инсульта перекосило?

Я встряхиваю головой, стараясь отогнать ненужные мысли...
Я вздыхаю с облегчением, прислонившись к стальной колонне, изо всех сил стараюсь собраться с мыслями. Трясу головой.
Я встряхиваю головой и понимаю...
Я встряхиваю головой, чтобы собраться с мыслями.
Как она себе сотрясение мозга не заработала? Такими темпами, их уже давно должно быть как у профессионального боксера.

Как она краснела во время интервью - отдельная история. Она просто не успевала «остывать» от предыдущего покраснения. К концу разговора, по моему скромному мнению, голова должна была взорваться от такого прилива крови...

Мысль кажется мне нелепой, и я выкидываю ее из головы.
Я выкидываю из головы дурацкие непрошеные мысли.
Я сразу же отбрасываю подобные мысли
Я отбрасываю эту глупую, несуразную мысль.
Сдается мне, ей стоит пореже вот так вот отбрасывать и выбрасывать. Судя по тенденции, наступит момент, когда просто нечего будет выбрасывать.

И вся эта странная разборка со своей головой разбавляется прекрасными нелепостями, типа:
— Ана? У тебя кто-то появился?
Ну ничего себе! Как она догадалась?
И это при том, что была всего одна встреча, причем полный официоз, какой на хрен "догадалась" в отношении "кто-то появился"? То, что ей там его глаза снятся (видимо, в отдельности от всего остального) еще ничего не значит. Или ее внутренняя богиня уже вовсю готовится к свадьбе?

Я смотрю на маму. Четвертый брак. Возможно, к ее мнению о мужчинах и впрямь стоит прислушаться.
Мой мозг выдал Fatal Error на этом моменте.

Он высок ростом, футболка и джинсы облегают широкие плечи и крепкие мускулы
Я явно чего-то не знаю о джинсах... Это последний визг моды? Или у парня реально ноги от шеи растут и где-то там еще умудряются уместиться широкие плечи? Бедняга парень или сложности перевода?

Я выхожу из — за прилавка и стараюсь держаться как ни в чем не бывало, но на самом деле сейчас у меня в голове только одна мысль: лишь бы не упасть. Ноги внезапно превратились в желе. Как хорошо, что я сегодня надела свои лучшие джинсы.
Збс. Зеленый, оранжевый и потолок - вот примерно так воспринимаются эти две строчки. Так мою логику еще никто не имел. Или, погодите, может, модельеры действительно шагнули на милю вперед и лучшие джинсы теперь помогают держать форму желейным ногам?

Почему я так нервничаю в его присутствии? Я чувствую себя четырнадцатилетней девочкой — неловкой и чужой.
Чужой? Это как? Чужая четырнадцатилетняя девочка - как это состояние примерить на себя?

Напоследок по канону. Прототип Анастейши без конца сушила зубы, эта же - жует губу. Вопрос, как она ее не сжевала до десен - остается открытым (тем более, дальше начала второй книги я не заглядывала). Хотя, о чем это я, действительно, это же так сексуально, да и потом, от прототипа и без того остались проблемы с проприоцепцией. И еще меня очень волнует созвучие Анастейша Стил и Даниела Стил - да-да, та самая плодовитая писательница романов для домохозяек, у которой герои покачиваются в океане любви, как два лепестка розы. Здесь умирают от ванили. Конечно, в Оттенках не было благоговейного трепета и океана нежностей, изливающегося из глаз, голоса и рук, но явно схожие метафоры присутствовали - я это к тому, может, автор Оттенков дрочит на нее по ночам, а потом, пропустив через себя, выдает в своем формате? Пугающие мысли, учитывая успех книги.

Ну и, наконец, касательно того, как же меня угораздило вляпаться в Оттенки - зашла я в фандомную битву в поисках чего-нибудь короткого и вкусного, но тк до этого там не бывала и не разбиралась во всех тонкостях опубликования текстов от команд, жмакнула на ссылку первой в каком-то там списке, и это оказались Оттенки. Полистала, поизучала, кто и как сильно плюется, и мне снова стало интересно. Ну и полезла искать канон. А команда, хочу сказать, шикарная:
(картинки кликабельны)
Пост набора
Визитка Дэдпул. ДЭДПУУУУУУЛ!!! «Скажи, что хочешь пососать у него карандаши» В цитатнег великех человекав! Это гениально, мать вашу.
Здесь все работы от команды. Из понравившегося «Командная работа», «Окей, Гугл», «50 оттенков черничного», «Подмена», «50 оттенков серого. Сокращенный сценарий», «Контракт» (адвокаты явно темнят, а отношения Грея и стекла - вообще отдельная тема). В «Oh My Inner Goddess!!» буклет с цитатами о внутренней богине, богебоге «Печальный. Серый» - обязательно к прочтению.
Думаю, буду следить за командой, тут нельзя иначе. Особенно, после того, как прочитала присланные им заявки на фики. Господи, хочу фик с автором, тентаклический фик и высосанный на хрен член. И адов ад с Морганом Фриманом (хотя, предпочла бы, чтобы Фримана заменили другим человеком)

...И стыдно мне, и непонятно мне:
Как этот фанфик стал литературой?

P.S.

Почему все случилось не так?

@темы: размышлизмы, это ж пиздец, а?!, левое-правое, Нагнись и расслабься!, закон пяти процентов, продолжая разлагаться..., мозготрах

---

@темы: размышлизмы, сложности написания, креативный лубрикант, мозготрах

---

Хоть раз в жизни (Begin Again) 2013

Такой легкий, приятный фильм, даже местами странная мимика Найтли не испортила впечатления, а исполненные ею песни так вообще прочно засели в плейлисте.
Отдельно вынес момент обсуждения отросшей бороды бойфренда тире новоиспеченного награжденного рок-стар:
Он хочет казаться парнем, который весь такой "Ооо, у меня борода, я был занят, весь ушел в себя, писал музыку, я и не знал, что у меня борода!"
что-то мне это напоминает

Download Tell Me If You Wanna Go Home for free from pleer.com


Download Keira Knightley Like a Fool for free from pleer.com


Cкачать A Step You Can't Take Back бесплатно на pleer.com


Download Keira Knightley Coming Up Roses for free from pleer.com
последняя на рипите была весь день

@темы: музыка настроения, киношка

---

Сказочная страна Япония...

хотя Крис тоже лажанулся, ога

A photo posted by Instagram

A photo posted by Instagram

Нас не догонят.
У меня все
Выносите

@темы: BellDom, Беллс, это ж пиздец, а?!, Ооо... у меня Домки..., Нагнись и расслабься!, закон Беллами, Домка, muse

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Greenfest. 21/06/15

Под катом, потому что немного простынка

О плохом.
Ужасная организация феста, просто адски ужасная. Это были не кордоны с проверкой сумок/билетов, а чертовы круги ада. Мне просто интересно, фанатки, пришедшие раньше всех, изначально пытавшиеся нумеровать очередь, что провалилось, по всей видимости, где-то на тридцатом человеке (тк самое большое число, которое я видела, было 23 или 27), попали в те самые первые ряды или нет? Они так отстаивали свое право быть первыми, угрожали, что будут отталкивать и выталкивать всех, лезущих вне очереди - смотреть на это со стороны было забавно, тк с самого начала было понятно, что если толпа рванет, никто никого никогда не остановит и никуда не оттолкнет - народ вцепится в эти барьеры, и попробуй их оттащить. Меня бы хрен оттащили.
В общем, как и следовало ожидать, на первом кордоне толпа рванула (и в целом, пропускали совершенно по-ебанутому), и я быстро похоронила надежду оказаться хоть сколько-нибудь близко к сцене, уже подумала, что сразу отойду к концу фанки, чтобы не попасть в little circles of death на первой же песне. Потом была очередь на втором кордоне, где нас снимали милым белым квадрокоптером, за пультом которого явно был не совсем трезвый человек, учитывая, как его пару раз швыряло из стороны в сторону. Ну, Туборг же, все дела... А еще бегали парни с камерами, все просили покричать, помахать руками, но толпе в большинстве своем было совершенно класть - все торчали на солнце и ветре целый день, и вообще, надо было беречь силы, до Муз оставалось часов пять, не меньше. После второго кордона, на котором проверяли сумки, был забег до третьего кордона метров на 100-150, где уже проверяли билеты. И тут начался пиздец: впускали по два человека, очередь двигалась в час по чайной ложке, народ начал напирать вперед - в один момент я чуть к херам не вывихнула руку. И не прошло и полгода, как тугодумы дядечки, следившие за порядком, наконец, додумались разделить толпу цепочкой из самих себя. Дальше было проще: на этом, третьем кордоне проверили, действительно ли билеты в фанку, а в последнем, наконец, ободрали корешки и забрали билеты вовсе. Последний забег по беговой дорожке и, о чудо - действительно чудо, учитывая, сколько передо мной в очередях было народа, я оказалась в третьем ряду, пусть даже у края сцены. В общем-то, я надеялась, что на этом ебаный стыд закончен, но фартило мне от души: весь третий ряд фанов стоял на ступеньке - всего 5-7 см высотой, и я в душе не... имею понятия, на кой хрен она там сдалась и почему, мать их перемать, так по-дурацки поставили барьеры. Об нее же сто процентов кто-то спотыкался и вис на предыдущих рядах - это если повезло. Кто-то мог и вывихнуть лодыжку к хренам. Но да ладно, меня потом снесло чуть ближе к центру сцены и чуть дальше от ступеньки, так что я вообще о ней забыла.
Отдельно хочется передать привет всем замечательным, прекрасным, превосходным людям, тащащим с собой в фанку злоебучие рюкзаки. Ебать, вы что, на пикник хуярили?! И вот она, сука (по-другому не назвать), стоит, разговаривает с девушкой (у которой, к слову, такой же рюкзак), стоящей от нее через человека, потом поворачивается к другой, отстоящей от нее на такое же расстояние, и херачит рюкзаком всех вокруг! Заебись, блять, отвоевание пространства... Быть может, она приехала издалека, - скажите вы. Херова туча народу приехала из Москвы и многие стояли с клатчами или вообще без ничего, так что это ни хрена не оправдание, а тупо неуважение к остальным фанам, потому что, когда она начала прыгать, то стала бить меня рюкзаком по груди, что вообще ни хрена не приятно, я вам скажу. Но потом, слава яйцам, меня отнесло в сторону от этой девочки, и мой ад почти закончился, если бы не длинные волосы впереди стоящей девушки с металлической тяжеленой заколкой. Я все ждала, когда же она шарахнет меня ей по переносице, но пронесло. В очередной раз.
К слову сказать, толпа не придавила нас сзади к барьерам, когда вышли Музы и слэма в нашей части толпы я не наблюдала. Слава Беллами.

О разогреве.
Первое, что вспоминается о выступлении Jack Action - басист. Шикарный парень. С особым энтузиазмом отымевший гитару. Причем многократно. И делал он это с таким выражением лица, что прям не оторваться взглядом было. Беллами нервно курит в сторонке - даже когда он вылизывал гитару языком, это выглядело в разы приличней, чем страстное соитие басиста и басухи Jack Action. Бас точно неоднократно залетел во время выступления - тут даже бесплодие бы не помогло. Новый ОТП, епт.
Солист как-то совершенно не впечатлил своими прыжками по сцене и слабыми попытками растормошить толпу, и вообще сложилось впечатление, что он выполняет в группе роль клоуна. Насчет голоса сложно сказать - звук как из ржавой трубы был, я почти ничего не разобрала из того, что они пели. Пару строк, и только по губам.
Один из гитаристов, тот основательный мужчина с хипстерской бородой и в кепке, чем-то напомнивший мне Зака Галифианакиса, заслуживает отдельного внимания. Он просто молодец. Остальные прыгают, бегают по сцене, а этот за все выступление, кажется, сделал два или три шага. Он, такой... Играет. С большой буквы. А на слушателей он, наверное, полраза посмотрел, и все. Не достойны они его, нет. Прекрасный эмоциональный музыкант - он почти как Уолстенхолм, только Крис чуть поживей будет и головой чаще машет. Да и к установке нет-нет, подходит.
Еще запомнились тату на ком-то из них, которые как будто были нарисованы фломастерами и их носитель пытался их смыть, отчего цвета стали бледней. Может, конечно, стоит увидеть их поближе, но в целом впечатление, что это все-таки не тату, а кто-то из группы постебался над носителем этого нечто, разрисовав его, пока он был пьян в дым и дрых.
Poets of the Fall с барабанщиком косплеющим Джонни Дэппа (но все-таки хорош, да, и улыбчив, зараза) заинтриговали моноспектаклем солиста и до усрачки напугали своим лысым гитаристом - уже не помню, на какой гитаре он играл. Но чувак реально беспокоил меня своим взглядом и маньячным выражением лица - почему-то он у меня с героинщиком ассоциировался. Запомнились улыбки темненького гитариста и барабанщика, безумно понравились песни с акустикой, и больше ничего, кроме, может, того, что звук был получше.
А потом вышли GusGus. Это был многократный ментальный оргазм, и если бы я была чуток пьяной, меня бы вовсе унесло и ожидание Муз после прошло бы на одном дыхании. Твою мать, как давно я не слышала чего-то подобного с таким качеством звука. Единственное но: я стояла под самыми колонками и биты ебашили так, что у меня грудная клетка тряслась - можно предположить, что было с моими ушами. Они до сих пор звенят, при том, что половину микса я отстояла, заткнув их пальцами. Опять же, минус оргам. И да, такую музыку надо слушать по центру и на расстоянии - примерно таком, где проходил барьер между фанкой и входными.
Солист на своей волне офигителен и нередко вызывал улыбку, у солистки шикарный голос и ужасный макияж. Отдельно порадовал мужик за пультом в совершенно гейской сорочке с цвятуечками, накрашенными розовым блеском губами и синими или зелеными тенями на веках. Милонова на него не было - глядишь, его бы хватил удар.
Все это замечательно, только не совсем был понятен выбор групп: три рок-группы и технари - народ, во всяком случае, вокруг меня, большую часть микса отстоял столбом, явно не врубаясь, какого хрена происходит - раскачались только под конец.

Ну и о...
Я как-то слабо помню, как они вышли, а уже где-то на Хандлере (блятьблятьблятьявсетакиуслышалаегоживьем!!!) у меня появилось стойкое ощущение, что это происходит не со мной, и я просто смотрю слишком качественное видео. Ощущение держалось довольно долго, даже когда я услышала первые ноты Блисса. Я визжала, собрав удивленные взгляды впереди стоящих девушек, которые, походу, не узнали песню - не знаю, но посмотрели они на меня странно. Не важно, меня понесло, и почти весь гиг я не могла оторвать взгляд от Дома - Крис стоял гораздо ближе, но если я и посмотрела на него, то раза три, наверное, за все время... И даже не обратила внимания, хорошо ли он выглядел или снова был помят, как старые портянки. Но, вашу мать, на Дома стоило смотреть. Каким он выглядел довольным, как он улыбался и Крису, и Мэтту... просто не переставая. Пока не случился Апокалипсис. В прямом и переносном смысле. На каком-то моменте песни что-то случилось - я так и не поняла что - но Дом с каким-то неприятным удивлением посмотрел в сторону Мэтта, и в конце песни он так херачил по барабанам и тарелкам, что я думала, он нафиг прорвет мембраны или самостоятельно раскидает к чертям установку. Они после переговаривались с Крисом, и Дом явно выглядел недовольным и после этого момента вообще не помню, чтобы он еще улыбался. Прям очень резко сменилось настроение: в начале такой счастливый и улыбчивый, и тут так внезапно, и сколько бы потом к нему не подходил Мэтт, реакции почти или совсем не было. Неожиданно и печально было видеть такую перемену в нем, а под конец он еще и устал и гримасничал, играя.
Мерси... как же невероятно и потрясающе это выглядит вживую - за этот момент с конфетти можно забыть о странном тексте. Наверняка, со стороны это тоже красиво, но находиться под этим красно-белым дождем - такая красотень! Невозможно описать словами чувства в этот момент...
Еще из выступления помню довольно улыбающегося Мэтта, Мэтта с секс-фейсами, Мэтта с выражением лица "Я знаю, насколько я крут", красную гитару, гитару-сыр, мысль, что основная часть сетлиста прошла слишком быстро, отсутствие JFK перед Апрайзингом, очередную мысль, что им пора бы уже чем-то заменить вступление перед Рыцарями и you’re fucking amazing от Дома. О да, кажется, он улыбался, когда бросал палочки.
И все как-то очень быстро закончилось.
Потом был поход с Ирой до метро с волной «Уаааау!», несколько раз прокатившейся по толпе, поездка в метро с подобными же выкриками «УАааау!», бутылка вина, поедание говядины по-строгановски китайскими палочками, хотя это не сравнится с поеданием ими же тирамису, и разговор о беллдоме.
Усталость, гудение всего тела и эмоции, эмоции, эмоции...
И хочется еще. И многократно повторить.

@темы: Ооо... у меня Домки..., житийе мойе!, музозомбирование, закон Беллами, muse

---

Как творить историю. Стивен Фрай.

«Ничего из нижеследующего никогда не происходило.
Все нижеследующее – чистой воды правда»

Несколько непривычный язык повествования - что-то вроде "облегченной версии Фрая", в предыдущих книгах все было как-то основательней, что ли. Хотя, быть может, я давно не заглядывала в "Лжеца"...
Как-то давно, не в самый, по всей видимости, счастливый день, я задавалась вопросом, поменяла бы я что-то в своей собственной истории, если бы у меня появилась такая возможность. Насколько я помню, ответ был отрицательным - "хочешь как лучше, а получается как всегда" никто не отменял, и почему-то кажется, что последствия изменения прошлого могут не понравиться, да и предсказать их будет ой как сложно. Так что да, я за то, чтобы история шла своим чередом - всякие там "эффекты бабочки" совсем не вселяют уверенности. Думаю, даже менять что-то в самом ближайшем прошлом не есть удачная затея, т.к. в этом случае совершенно неизвестно, какие будут последствия. И речь все еще идет о сугубо личной истории, что в глобальном масштабе может и не оказать большого влияния. Но если брать личность глобальную, оставившую в истории значительный след, как вообще можно предсказать последствия? И вообще, стоит ли так лихо перетряхивать и перекраивать уже случившееся? И не окажется ли в итоге так, как это происходит в книге: место одного ужасного человека занимает не менее (я бы сказала, намного более) ужасный и, выходит, как ты не крути, а лучше не будет.
В общем, главный вопрос, а стоит ли оно того? И твердый ответ дать сложно, по крайней мере, в рамках этой книги. Не рассорься Майкл Янг со своей подругой, не реши он забрать музыкальные диски и оставить злобную надпись на машине "Меня Сперла Полоумная Сучка", он вряд ли бы увидел альтернативную реальность, но куда более важно, книга бы не закончилась вот этим монологом:
– Ну, и где твой Марди Гра? – спросил он. – Где книжные магазины? Чего мы ждем? Дай мне немного «экстази» и пойдем куда-нибудь, потанцуем.

По окончанию прочтения мне было грустно, хотя все закончилось относительным хэппи-эндом, но и чувство появилось не из-за сюжета или окончания книги. На момент публикации Фраю было 39, но в тексте все так же присутствовал блондин с голубыми глазами - и хоть режьте меня, это не просто тип нравящихся ему мужчин, он дал герою свое имя, он остановил повествование на моменте воссоединения и полной решимости Майкла. К слову, повествование в книге ведется от первого лица. Я все это к чему, подобная попытка воссоединится со своей первой любовью, пусть даже в книге, в 39 лет - насколько несчастным и одиноким нужно быть, чтобы снова и снова возвращаться туда, к любви, которая так и осталась без ответа. От таких выводов страшно становится.

@темы: размышлизмы, левое-правое, мозготрах